«БОРТ 556».(Мистико-приключенческий триллер). 2 серия.

БОРТ 556

Серия 2. Новое пристанище

Ночь выдалась достаточно ветреная. Как раз после того брошенного нами атолла.
Стоял попутный свежий бриз с резкими порывами ветра. И приходилось автоматике, перекладывать паруса, справа налево, и обратно. Они с громким хлопаньем натянутой полусферой парусины перенаправлялись в нужном направлении на мачте яхты. Кливера были так натянуты на нейлоновых тросах, что казалось, оторвутся в любой момент.
Ветер был сильным, и мы летели как пуля, по ночному океану, задраив все оконные иллюминаторы от брызг.
Теперь, наша яхта, рассекая угловым острым килем с шумом океанскую волну, проплывала мимо множества малых заросших густой растительностью островов.
Уже встали на крыло чайки и буревестники, с криком провожая нас и пролетая над нами.
20 июля 2006 года. Десять часов. Новое утро.
Дэниелом были заряжены глубоко над самим килем в водонепроницаемом отсеке аккумуляторы. И генератор с батареями в компьютерном отсеке, за счет работы двух временно заведенных вхолостую здесь стоящих двигателей.
— Нас, тоже, искать никто не станет! — произнес, перекрикивая шум чаек и волн громко Дэниел — Если мы исчезнем в океане! Даже, дядя Джонни Маквэлл! Если мы исчезнем, то ему это, даже на руку! С него как с гуся вода все сойдет, и все концы в воду! Если мы, где-нибудь, растворимся в океане, все будут чистые и гладкие! Все обставят как очередной несчастный случай!
Он передал мне рули управления яхтой. И пошел вниз в трюм на отдых. Я сменил его и стоял оперевшись о приборную панель, взяв у Дэниела армейский бинокль, смотрел через него по сторонам в океан.
Дэниел унес все оружие в трюм нашего круизного скоростного судна. И «Арабелла» превратилась в обычную круизную яхту первого класса, как я позже определил по классификации судов.
Я как бы возвращаюсь немного назад описывая нашу «Арабеллу». Раньше у меня не было на это время. Вот, теперь, пока я был здесь один. Мне стоило осмотреть ее всю, любуясь красивой оснасткой, такой же красивой, как и моя любовница Джейн, этой мореходной полуавтоматической яхтой.
Мне ничего не надо было делать. Я просто стоял и зырил в бинокль по сторонам. Штурвал сам крутился, то вправо, то влево. А, я, лишь иногда, посматривал за компасом и приборами на приборной панели «Арабеллы».
Дэниел научил меня компьютерному управлению яхтой. Это было совсем не сложно. Я врубился махом практически во все. Да, и Дэниел, парень оказался терпеливый как педагог и толковый.
Одним словом, я освоился все в управлении нашей «Арабеллой». Не хуже Дэни.
И вот, я смотрел во все глаза по кругу на гладь синего океана в армейский бинокль. В случае появления на горизонте земли или, снова черной яхты, где-нибудь по корме. Я должен был подать сигнал. И тогда, снова придется приложить немало усилий, чтобы потеряться в океане от преследователей.
Это было бы весьма сложно. Необходимо было иметь перевес в скорости перед противником. Но, по всему было видно, что тот самый противник отставал в скорости от нас умышленно. Он, то догонял, то прятался за горизонт среза воды. Даже, исчезал его парус на самой высокой из мачт.
Уходил практически целиком, что говорило об опытности капитана черной яхты и знания расстояния до своей цели. Каковой и являлись мы. Он выдерживал строго и четко расстояние. И ловко маскировался в дальних волнах. Его практически не было возможности рассмотреть на такой дистанции, даже в армейский бинокль.
Мы были, вновь в открытом океане. И шли полным ходом к своей цели.
«Арабелла» резала крутым и острым своим волнорезом форштевня встречную на ее пути океанскую синюю воду. Она, двигаясь по ровной, как стеклышко серебрящейся на свету яркого солнца воде. На крейсерской своей скорости, рассекая эту гладь. И оставляя после себя большие по сторонам за кормой волны.
Внизу, где-то там, в палубной иллюминаторной надстройке в трюме. В каюте Джейн, снова, грохотала ее рок-музыка. «SKID ROW» сотрясал все остальные там в два ряда по краям узкого длинного коридора каюты, там внизу и переборки до самых бортов. А моя ненаглядная любовница суетилась то, на кухне, то в своей каюте, бегая туда и обратно, прибираясь на нашей яхте. Дэни решил заняться, тем армейским своим арсеналом. Его чисткой и переборкой.
Мы были на пути к большим песчаным и безымянным островам в индонезийском архипелаге. Гораздо южнее, чем, кто-либо бывал здесь.
Как сказал Дэниел, мы будем здесь, вообще редкими вкраце, гостями местного населения, которое очень редко видит кого-то из иной цивилизации.
Но, вроде бы племена местных там живущих в основном ловцов жемчуга и рыбаков по состоянию своего аборигенского характера более, менее дружелюбны к гостям посетителям. Они, по слухам, хорошо встречают гостей. И устраивают целые по такому случаю праздники.
— Случаем не людоеды?! — спросил я, громко стоя вместе с ним у штурвала сейчас «Арабеллы» — Подозрительна мне такая вот дружба.
Тот рассмеялся и ответил — Нет, не бойся, Володя. Есть нас не будут. И это точно. А, вот накормят деликатесами своих островов и рыбой у костра без сомнения. Мы редкие гости, и они относятся к гостям нормально. Если гости сами нормальные. Они, как и большинство островитян, мирные граждане своей островной республики. У них свои традиции и обязанности. Вот их надо уважать и соблюдать. Это обязательное правило для гостей. Нам надо перекантоваться здесь недолго.
Он посмотрел в сторону на океан и продолжил — Я раньше бывал тут. Ты не поверишь, но, кое-кого здесь уже знаю, если меня здесь не забыли. Мне знакомы эти районы по дайвингу. Я был здесь чартером с коллегами по работе на отдыхе. И знаю местных, и эти острова. И не только по морским картам. Джейн тут ни разу не была и, как и ты будет первой.

Островитяне

Практически прошли еще одни сутки в океане. Наступало новое утро.
Я, одевшись, выглянул в окно, открыв оконный иллюминатор свежему утреннему ветреному океанскому бризу. И посмотрел на еще висящую в зареве светлеющего стремительно неба луну. Заботливо закрыл иллюминатор каютного окна. Оставив свою, в постели ненаглядную слабую еще больную, и крепко спящую Джейн, снова стоял на палубе «Арабеллы» у штурвала. Сменив Дэниела. И следил по приборам за курсом нашей яхты.
Было часов шесть. И солнце, подымалось вверх, медленно, отрываясь от кромки океана. Заметно набирая жар и нагревая океанический воздух.
20 июля 2006 года.
Дэни подарил мне, как обещал бритву. И некоторую одежду из своего личного гардероба. И я, уже бритый и свежий, после принятого душа, нес очередную вахту за рулями нашей яхты «Арабеллы».
Пошумев внизу рок-музыкой, как всегда, тоже после принятого душа. Переодев купальник с цветного полосатого на желтый. Как оказалось, у Джейн были еще пара купальников. В темных очках, осторожно ступая, босыми голыми переливающимися на ярком солнце, в своем плотном солнечном загаре ножками по ступенькам трюмной лестницы, из кают, поднялась Джейн. На покрытую красным лакированным деревом палубу. Она освещенная ярким жарким тропическим солнцем просто блестела и переливалась как бронзовая статуэтка. В ее голых, таких же загоревших девичьих руках и маленьких красивых, как и ее моей любвеобильной мулатки латиноамериканки пальчиках, был разнос дымящегося на ветреном, порывистом воздухе Тихого океана горячего шоколада. Вручив мне горячий вкусный напиток, поцеловав меня в губы, Джейн прошла, красиво перед моими влюбленными мужскими синими глазами, виляя упругой загорелой до черноты своей полненькой ягодицами задницей. Сверкая загорелыми коленками и загорелыми ляжками и бедрами безумно красивой горячей, как и этот горячий шоколад любвеобильной сучки. К носу нашего быстроходного судна. Где угостила и Дэни тем шоколадом.
Джейн из своих длинных локонов черных смоляного цвета вьющихся змеями волос, сделала длинный черный вьющийся хвостик, развивающийся на сильном ветру во все стороны. Первый раз, и так ей это шло. Как и этот на смену цветному полосатому, ее желтый купальник. Жаль, белый, тот она выбросила, но, он был испачкан безнадежно ее истерзанной моим возбужденным торчащим как стальной стержень членом промежности кровью.
Она встала рядом с братом. Который был только в одних коротких светлого цвета шортах на утреннем ветру. И на самом ее носу. У волнореза. Под надутыми до предела ветром косыми треугольными кливерами. Такого же до угольной черноты загорелого и тоже блестящего как бронза на ярком жарком солнце. Она встала специально и для меня. Искоса поглядывая в мою сторону из-под черных солнцезащитных очков.
Перед моими глазами, чтобы быть все время на виду. Она выгнулась в спине под натянутой до отказа на ветру белого цвета парусиной. Выпятив вперед свой загорелый до угольной черноты голый девичий прелестный загорелый, такой же, как ее и ножки с круглым красивым пупком животик. Подставив яркому утреннему встающему на заре тропическому солнцу свою пышную трепетную в дыхании, почти голую в лифчике купальника женскую мною многократно искусанную и исцелованную прошлой, вновь ночью с торчащими черными сосками пышную, трепещущую в жарком знойном летнем дыхании грудь.
Обратно Джейн прошла, вихляя загорелыми крутыми изящными бедрами вдоль качающегося на волнах борта нашей яхты ко мне. Она прильнула ко мне всем своим практически голым женским телом. А я, обнял ее вокруг девичьей тонкой шеи за женские загорелые плечи, ощущая кончиками своих мужских пальцев жар девичьего загорелого любвеобильного девичьего тела. Показывая появившиеся на горизонте острова.
Дэниел пропал, где-то внизу яхты. Он, сунув в руки мне свой снова армейский бинокль, быстро глянув на панель управления нашим мореходным и быстроходным судном, на его компас. Потом, нырнул в каютный трюм. И исчез там, не показываясь наружу.
Я подумал, может, решил принять утренний, душ или, наверное, проверяет маршрут следования по картам и компьютеру.
Впереди показалась полоска земли.
Там впереди нашей яхты. Это были, вновь острова. Те, самые, острова, о которых говорил Дэни.
— Земля! — крикнула, стоя мне на носу яхты, моя красавица Джейн — Ура!
Она была в потрясающем настроении после нашей с ней проведенной в сплошном сексе и любви ночи.
Джейн, быстро цепляясь за бортовые леера левого борта, прошла к носу «Арабеллы». И стояла на носу летящей по синим бурным волнам яхты, размахивала левой рукой, сняв с черноволосой девичьей головки красную свою бейсболку, держась крепко пальчиками правой за натянутые нейлоновые прочные тросы выгнувшихся от ветра парусов. А, я любовался своей божественной любовью. И, тоже был счастлив, глядя на нее, на мою американку Джейн. Скорее за не саму. И что смог осчастливить молодую иностранку латиноамериканку южных кровей.
Острова росли прямо на глазах. Из туманного и мутного голубоватого силуэта на горизонте, они обрисовывались постепенно особенной тропической. В волшебный водный рай посреди Тихого открытого океана, постепенно обрастая растительностью.
Через, какое-то время начался штиль. Полный штиль. Ни ветерка. Наши белые из парусины паруса все обвисли. И были, теперь, совершенно бесполезны, свисая и лишь слегка колыхаясь на слабом океаническом ветерке, идущем со стороны Тихого океана.
Океан даже перестал громко волноваться и бурно шуметь. Стал просто ровным как зеркальное синее стеклышко. Отражая в себе яркое тропическое знойное жаркое солнце.
Мы не успели дойти до островов на парусах. И пришлось включить двигатели. Оба мотора на полный ход. И «Арабелла» затряслась всем корпусом. И понеслась по волнам в направлении зеленеющих на горизонте островов.
Мы приближались к Гвинейскому обширному архипелагу. К целой серии тихоокеанских разбросанных по нему, вплоть до самого экватора островов.
Дэниел, поднявшись, тоже на горячую от солнца палубу, сейчас стоял позади меня. Задрав на загорелый лоб и кучерявые черные волосы, солнечные очки, копался в моторе, наблюдая за его ритмичной не очень исправной работой. Так как, что-то застучало внутри его правого двигательного агрегата. И двигатель встал, задымив. Дэниел его быстро вырубил тут же.
— Заклинило — произнес Дэни — Подшипники рассыпались внутри. И вал с пропеллером заклинило! Будь, оно не ладно! Черт! — руганулся по-своему Дэни.
— Это серьезно, Дэниел. Движку, похоже, кранты — произнес я как знающий моторист затонувшего своего судна.
— Я знаю — ответил тот — Дальше, пока никуда не поплывем, пока не наладим движок. Придется на какое-то длительное время зависнуть на этих островах.
Надо было встать на ремонт. И Дэниел просил меня ему помочь. Я без слов согласился, дабы был механиком машинистом в машинном отделении погибшего своего сгоревшего, и затонувшего судна «KATHARINE DUPONT».
— Без вопросов, Дэни — произнес уже спокойно без крика в наступившей штилевой безветренной тишине ему я — Надо, значит, надо.
Я залез в технический кормовой трюм нашей яхты. И мы уже сообща рассмотрели правый, забарахливший внезапно двигатель. Запустить его было делом пустым, и все было бесполезно. Подшипник разлетелся, и погнуло сам даже винтовой вал. И его начало сильно опасно клинить. Пошел нагрев, и Дэниел правый двигательный агрегат отключил совсем, как и правый его пятилопастной пропеллер. И мы пошли на одном левом.
— Хорошо, что не в самом океане – произнес Дэниел мне — Надо дойти до берега. А, то, нас унесет течением! Без ветра и мотора, точно утащит в сторону.
— А, якорем не зацепиться? — произнес ему я — Цепь метров на пятьсот.
— Нет — он ответил — Дна не достанем. Здесь еще, более чем глубоко. Надо дотянуть до островов. Там и встанем на ремонт.
Он посмотрел назад в сторону открытого океана через корму «Арабеллы» — Здесь нельзя дрейфовать. А, нам, тем более! Эти гады, где-то сзади. И надо затеряться среди этих островов. Хотя бы на сутки.

***
Под неугомонный крик альбатросов и чаек «Арабелла» легла в полный дрейф. Ветра не было совсем, и на воде был полный штиль. Мы еле доскреблись до крайних двух островов из целого архипелага. И вошли в узкую бухту между островами. Мелкую, из-за обилия кораллов, заросшую ими, как и близлежащие с ней со стороны океана пальмовые песчаные атоллы.
Мы встали недалеко от самого берега одного из островов, на котором располагались поселения местных жителей. Состоящие из маленьких домиков на деревянных столбиках, сплетенных из прутьев с соломенной или пальмовой крышей. Точнее, покрытых пальмовыми листьями на самом берегу, и на воде. Наша «Арабелла», гремя левым двигателем и рабочим пятилопастным пропеллером, дошла до песчаного покрытого пальмами берега одного из населенных аборигенами островов.
Видно было, как из приземистых домиков и хижин повыскакивали местные полуголые рыбаки туземцы. И показывали на нас руками, что-то галдели. Вместе с женами и детьми.
Они побежали по длинному песчаному из белого кораллового песка берегу по направлению к нам.
— Вот любопытные! — удивленно произнесла моя красавица Джейн, поправляя, вновь одетую на черноволосую свою головку красную бейсболку — Забегали, как ненормальные!
Дэниел молча, докрутил штурвал, стоя рядом со мной у приборной панели яхты. И выключил один работающий левый двигатель «Арабеллы».
Яхта на одном винте и на ровном киле, дошла, почти до самого берега бухты. И я, добежав до носа, где уже стояла, наблюдая за местными жителями, держась за тросы обвисших на безветрии кливеров Джейн, дернув за рычаг стопора якорной лебедки. Выбросил рабочий за борт левый на цепи якорь.
Цепь громко зашумела, разматываясь. И якорь плюхнулся в воду у самого носа «Арабеллы». И достал до дна. Цепь ослабла, и яхта зацепилась за дно им, встала на прикол под вновь натянувшейся цепью влекомая легким в бухте течением, развернулась левым своим белым красивым украшенным леерными ограждениями бортом и изящной своей бортовой надписью «Аrabella» в сторону песчаного берега.
— Интересно, какая здесь глубина? — произнесла негромко мне Джейн — Я хотела бы, здесь поплавать.
Она посмотрела, не отрываясь мне в глаза своими обворожительными любовницы карими почти черными гипнотическими, как у цыганки глазами — С тобой – она мне добавила.
— Я, думаю, еще поплаваешь — ответил ей, подходя со стороны спины Дэниел — Поправишься и поплаваешь. Мы тут застрянем на некоторое энное время. Даже не могу сказать надолго ли. Все зависит местных мастеров и деталей. Нам надо на берег к местным. Я знаю у них можно отыскать кое-какие запчасти для «Арабеллы». Мне надо пообщаться с туземцами. Они рыбаки с моторными лодками и баркасами. Они знают, что и почем.
— Ну, ни че себе. А, они, видимо и не такие уж тут совсем туземцы — произнесла Джейн.
— Да, и видно, не такие, уж не цивилизованные совсем — добавил я.
— Да, наша техническая цивилизация и сюда добралась. И оставила свой след на местных поселянах! — произнес громко Дэни.
Он, теперь в одиночку подготавливал к спуску резиновый скутер на краю борта «Арабеллы». Подвешенный, на малой лебедке, еще нами в океане боком на правой стороне нашей яхты.
Дэни прикрепил сзади его винтовой небольшой, но мощный лодочный мотор и выровнял резиновую лодку днищем к самой воде.
— Интересно, помнят они меня еще или уже нет? – он произнес и спрыгнул в подвешенную к левому борту нашей яхты на лебедке резиновую лодку. И нажал на спуск.
Мы провожали его одного с борта яхты.
— Ты там, Дэни поосторожней с местными — произнесла Джейн.
— Ничего страшного. Я один сплаваю и поговорю с местными – произнес нам обоим он — Они не должны уж совсем меня не помнить. Прошлый раз со своими пацанами, я тут хорошо погулял и поплавал. Помню, еще тут все вокруг. Надо со старшим острова пообщаться и с местными лодочными механиками.
Дэниел завел движок скутера и поплыл к берегу. Мы остались на «Арабелле» вдвоем с моей Джейн. Она подошла ко мне. И обняла меня за голый, как и прежде, но уже успевший еще хорошо подрумяниться и без того уже тоже подзагоревший на ярком тропическом солнце русского моряка мужской мускулистый торс. Я обнял ее за загоревшие до черноты девичьи плечи. И прижал к себе. Джейн прислонила сбоку свою ко мне чернявую с длинным хвостиком вьющимися, словно змеи волосами девичью головку. Мы смотрел оба на отплывающего от яхты Дэниела.
— Как я хочу купаться, Володя — произнесла мне Джейн — Интересно, он надолго? — она тут же спросила, как бы у самой себя. Глядя на плывущего к берегу на моторной резиновой лодке Дэниела.
Скутер шумно трещал подвешенным сзади маленьким водным мотором. И Дэниел уже вскоре достиг прибрежной кромки берега. И затащил его на самый берег перед стоящими местными поселянами аборигенами острова.
Видно было, он с ними пообщался, подойдя, видимо к старшему из местных рыбаков. О чем-то их спрашивал, жестикулируя и объясняя на руках, показывая на нас и яхту. Те, в ответ ему, что-то, тоже говорили на своем языке. Было слышно громкую их речь, которая была нам совершенно непонятна.
Мы с моей Джейн, переоделись по-быстрому в одежду, чтобы не голышом щеголять по берегу, среди местного населения. Джейн в желтую свою майку с какой-то нелепой картинкой. И джинсовые короткие выше колен шорты и свою любимую эту красную бейсболку. Я опять в свои матросские потрепанные и видавшие виды штаны. И цветную рубашку, подаренную мне Дэниелом.
Вскоре он вернулся назад. А местные островитяне разошлись по домам.
Видимо, Дэниел смог договориться о чем-то на своем английском языке и жестах с рыбаками индейцами.
Дэни подплыл назад на скутере к яхте и прокричал нам — Все в порядке!
Можно, сегодня заняться починкой двигателя яхты. Я нашел то, что искал. Даже, больше!
Он показал на пальмовую деревню на деревянных столбах.
— Местные дадут все, что нужно — произнес Дэниел, подымаясь на палубу яхты — Они еще помнят меня. И механик, тоже будет из местных. Тут есть свои самоучки механики специалисты.
Дэниел поднялся на борт «Арабеллы». И поднял бортовой малой лебедкой назад резиновую с мотором лодку. И подняв правый якорь, медленно перегнал «Арабеллу» на приcтань. Бросив левый бортовой якорь на длинной цепи. Привязав «Арабеллу» к пристани нейлоновыми лебедочными веревками.
Он сам был как туземец в своем бронзовом плотном загаре, и довольно был похож на местных. В одних светлых коротких до колен шортах. Загорелый, как и моя Джейн. До угольной, почти черноты. Черноволосый. С вьющимися, как и у его сестренки кучеряшками волос на своей голове. Чем ни местный. Возможно, это и помогало в общении с местными племенами островитян. В какой-то степени, он был похож на своих. Хотя и был иноземец для них, как и мы.

***
Мы целый день провели среди островитян. Когда мы, тоже спустились на песчаный берег острова.
Здесь было много ребятишек. Очень много голопузой детворы. Они так и крутились вокруг меня и Джейн. Рассматривая мои белые матросские штаны и рубашку Дэниела. И шорты моей Джейн. Ее красную с большим козырьком бейсболку. Ее футболку желтого с нагрудной картинкой цвета.
— Как здесь здорово, Володя! — произнесла восторженно Джейн, глядя вокруг и на меня.
Она держала за руки некоторых маленьких голопопых, подпрыгивающих от радости и знакомства с неизвестной красивой девицей рядом с ней ребятишек. Я взял одного из самых маленьких и черномазых на свои русского моряка руки. Я еще никогда так не был знаком с островными аборигенами. Джейн, тоже. Только Дэниел. Потому и знал, как с ними общаться. Джейн это понравилось. И я ей сказал, что очень люблю детей.
Мы шли с Джейн в окружении крикливой на разные звонкие голоса детворы. Шли до самой деревни рыбаков и ловцов жемчуга. На нас смотрели женщины и их мужья. Стоя и оглядываясь на идущих к ним в береговое селение неизвестных иноземных чужестранцев.
Это было одно из многочисленных селений на этих больших заросших островными в самой глубине непроходимыми джунглями островах.
Нас приютили в одном из жилищ у местной одинокой пожилой женщины. И моя Джейн, как женщина с женщиной, быстро нашла с ней язык. Она подарила ей бусы из своей коллекции сокровищ, и из золота колечко с бриллиантом. Из того богатства женских украшений нашей цивилизации, что было у нее в ее корабельной каюте. Та, подарила Джейн, тоже украшения на память из местного природных сокровищ их острова. Ожерелье из большого черного достаточно на рынке дорогого жемчуга и костяные браслеты индейцев из местной фауны.
Мы были приглашены вскоре, как оказывается на местный праздник. Это, что-то, вроде дня рыбака. Что-то, по-нашему, по-русски. И не совсем.
То, есть, свое местное спиртное из молока кокосовых пальм и еще чего-то. Много всякой местной закуски. Ну, и конечно танцы до-упаду, под местную туземную музыку. Барабаны, и какие-то деревянные из тростника дудки. Но, это будет потом, чуть позже, а пока мы, просто были гостями. И успели перезнакомиться со всеми местными селянами островов. Пока Дэниел чинил с местными механиками двигатель яхты, мы бродили по острову в качестве гостей. И, Джейн, забросив свой на яхте кассетный магнитофон, то, и дело купалась в местной коралловой лагуне вместе с морскими черепахами.
Джейн быстро поправилась, и действительно была еще та пловчиха, как говорил Дэни. Я и не знал о такой ее способности, пока не увидел своими глазами.
Дэниел не зря мне сказал о ее способностях, более глубокого погружения. Она и без баллонов хорошо и глубоко ныряла, надев только подводные часы, ласты и свинцовый противовес. Я был ошеломлен ее такой способностью подводного ныряния. Одевшись в свой легкий костюм, для ныряния Джейн, надев одну маску, просто ныряла, на глубину местной лагуны. Играя с коралловыми рыбами. Или, просто в одном своем полосатом или желтом купальнике, плавала, мелькая под водой своей загоревшей до черноты полуголой изящной девичьей фигурой вокруг прибрежных рифов. Любуясь подводной природой этих чудесных островов.
Я, лишь с надувной резиновой лодки наблюдал за ней. За ее такими вот, ныряниями. Не переставая любоваться своей красавицей русалкой.
Одевшись в акваланг, помогал ей, наблюдая под водой ее, страхуя в погружениях. Пока Дэниел с островной командой механиков занимался подготовкой яхты, мы старались не вмешиваться и не путаться под ногами местных мастеров механиков в их делах на борту «Арабеллы». Мы просто, отдыхали и все, наслаждаясь друг другом. Иногда играя с местными ребятишками в их местные игры.
Джейн как ребенок веселилась, забыв обо всем. Вовлекая и меня в те детские молодые игры юных островитян. Она просто боготворила маленьких детишек.
— Хочу таких же – произнесла она мне – Веселых и маленьких.
Ей было все здесь интересно. Сама жизнь туземцев рыбаков. Островная природа лежащих всех близко друг к другу тропических островов. Было много фауны. Обезьяны там попугаи разных видов. Были красивые цветы, и даже птицы. Разноцветные по окраске, яркие, гомонящие среди кустарников цветов. Пальм у самой кромки прибрежной воды. Действительно природа, здесь была красивая. Особенно коралловая лагуна и вся из-под прозрачной воды виднеющаяся прибрежная возвышенность, выступающая с больших глубин океана. Берег был, почти до самой воды утыкан кокосовыми пальмами и прочей растительностью тропиков. Помню моя Джейн, обходя под водой коралловую банку барьерного рифа, наткнулась на останки какого-то старинного судна. Я тогда в акваланге подстраховывал ее и следовал за ней на резиновой лодке до самого края бухты. До резкого обрыва на километровые глубины. И моя любимая русалка, выплыла за край этого барьера. Повиснув над океанской бездной. Она вынырнула и прокричала радостно, что обнаружила, что-то похожее на дерево, заросшее водорослями и кораллами на самом краю обрыва. Это был борт старинного средневекового либо испанского, либо английского галиона. Там еще была старинная из чугуна пушка, торчащая из толщи разноцветных полипов.
Джейн радостная поднялась сразу к нашей резиновой лодке, сообщив мне радостную новость, приглашая с собой под воду. Но, я отказался, тогда от этой затеи. И сказал Джейн, что пора уже возвращаться на берег.
Мы были далеко от берега. И я немного нервничал и переживал за нас обоих в прибойной зоне кораллового острова. Уже пора было вернуться назад, и я сказал Джейн об этом.
— Наверное, Дэни уже починил двигатель — сказал я ей — Пора, любимая, уже домой на нашу «Арабеллу».
Но, Джейн не слушая меня, надев на свое миленькое девичье личико маску, снова нырнула , куда-то в глубину. Наверное, к той старинной корабельной пушке вросшей в коралловый риф.
— «Вот, чертовка!» — подумал я — «Моя красавица, чертовка!».
Вскоре она снова вынырнула, держа в руке в своих маленьких красивых девичьих пальчиках что-то. Джейн протянула мне, что-то, похожее на какой-то или, чей-то медальон. Он был из золота. На длинной золотой цепочке.
— Джейн! — радостно прокричал я своей любовнице пловчихе — Ты нашла клад! Вот, Дэни обрадуется! Ты за ним и ныряла?!
— Вот, возьми — выплюнув мундштук шланга, и задрав на свой загорелый девичий лоб маску, произнесла она, тяжело дыша от нагрузки на легкие под водой. Джейн отдала медальон мне — Я сначала не хотела его брать. Потом, решила все же взять. Это с подводного кладбища — произнесла она мне – Не хорошо, конечно. Но не удержалась вот. Красивый.
Джейн снимала с себя прямо в воде со смесью кислорода и гелия баллоны, отдавая мне их. Я их, вытащив из воды, положил рядом с собой. Затем, подал руку своей пловчихе любовнице.
Джейн, подтягиваясь из воды на моей руке, влезла в резиновую большую лодку.
— Покажем это Дэниелу? — произнес я, восхищенный находкой. Вытаскивая Джейн из воды на лодку. И шлепая ее по круглой полуголой в узких желтых плавках женской загорелой как смоль упругой широкой девичьей попке.
— Покажем это Дэниелу? — произнес я, восхищенный находкой. Вытаскивая Джейн из воды на лодку и шлепая ее по круглой ягодицами полуголой в узких желтых плавках женской загорелой упругой попке. Она, в ответ, отшлепала меня мокрыми руками по моим проказника мужским рукам.
— Не успеешь, что, ли! — взвизгнув от моей сексуальной шалости и дико смеясь, произнесла моя Джейн — Давай лучше заводи мотор и поехали отсюда! — она снимала часы и ласты — Пора в душ, я вся просолилась в этой воде. Да и тебе не мешало, бы, окунуться — сказала она мне — Сидишь уже весь мокрый от этого солнечного жарева.
Джейн перебралась на другую часть нашего скутера и уселась, поджав под себя босые ступнями загорелые полненькие девичьи ноги.
Она вся мокрая сидела на носу нашего резинового моторного скутера облепленная как морская русалка нимфа своими длинными черными по голой и гибкой черной от загара узкой девичьей спине вьющимися и черными как смоль змеящимися по ее плечам и спине волосами.
Джейн задышала тяжело уставшей от долгого плавания под водой трепетной полуголой загоревшей до черноты грудью в своем купальном желтом мокром, как и плавки лифчике. Она смотрела вперед по курсу летящего по воде скутера в сторону острова. И мы, на полной скорости, разгоняя резиновым днищем своей моторной лодки под собой воду лагуны, устремились обратно к берегу к своей яхте и к хижинам рыбаков островитян.
Дэниел как раз починил правый двигатель нашей яхты, вместе с местными знакомыми ему механиками. Он заменил в поврежденный при вращении на разбитом подшипнике вал и переставил назад пятилопастной пропеллер. Дэни сделал свою работу просто на отлично. И довольный сам собой, он радостный встречал нас на борту «Арабеллы».
Дэниел дозаправил ее бортовые большие топливные баки горючим и дополнительно залил еще находящиеся на борту канистры.
Вместе с островитянами, своими помощниками он поднял нас на борт нашей яхты и, оставив меня и Джейн одних на яхте, удалился со своей шумной ремонтной туземной компанией в местную прибрежную деревню. Видимо праздновать свой успех проделанной работой.
Он считал, что выполнил свои обязанности и теперь имел право на заслуженный отдых в компании своих туземцев друзей.
— Что ж — сказала Джейн — Его право он заслужил, пока мы прохлаждались без дела в лагуне с тобой, любимый. Дэни сказал, что тут намечается, как раз праздник у местных жителей. Свой особенный праздник, посвященный океану и местной природе. Ну и нас на него как гостей острова пригласили.
— Дэниел говорил мне — сказал я Джейн — Что-то вроде дня рыбака и ловца жемчуга. Можем сходить, если хочешь. Дэни сказал, что местные рады будут гостям. И не стоит их обижать.
— Вот и отлично сходим и попразднуем этот день рыбака и ловца жемчуга вместе с Дэниелом и туземцами — сказала довольная праздными надвигающимися событиями Джейн, бросая свою золотую находку в свою шкатулку драгоценностей — Дни в тропиках длинные и солнце еще долго будет висеть на небосводе и жарить нас. А я уже загорела дальше некуда и пора посидеть, где-нибудь в теньке под вечер у костра и повеселиться. Да хоть всю ночь напролет.
Действительно был вечер, часов где-то, наверное, пять или шесть. Я не смотрел и не сверял в главной каюте нашей яхты, но солнце еще жарило, как надо намереваясь вскоре покинуть небосвод.
Главное «Арабелла» была теперь в порядке и готова к походу. И мы здесь решили недолго и не особо навязчиво еще погостить, раз нас никто не выпроваживал.

***
— Солнце палит нещадно! — произнесла возмущенно мне Джейн — Хоть, бы, чуть умерило свой пыл. Я уже загорела дальше некуда. Я пережарилась на этой яхте в океане до черноты! Как негритянка почти стала!
Она посмотрела на мое голое, поверх закатанных до колен летних моряка брюк тело, что уже имело ровный загар. Все же полуголые на палубе мои вахты не прошли даром. Когда в штанах, когда в одних плавках. Кстати Дэниел поделился со мной станком бритвенным и некоторой своей одеждой. Так, что я ему был благодарен и обязан. И не только одним своим спасением. Уже и плавки на мне были другие. и рубашка и появились даже джинсовые шорты как и у Дэниела и Джейн.
— Тебе бы еще не мешало загореть, любовь моя! — она, громко перекрикивая прибрежный громкий прибой, мне сказала – Сейчас уже часов пять и самый жар! Скоро будешь, таким же, как и я!
Она, взяла из своего гардероба длинную белую рубашку на смену желтой футболке.
Cтоял жаркий, тропический вечер. И было жутко жарко, даже у воды. Ни ветерка со стороны океана. Полный штиль. И ни намека на ветер. Было, похоже, что мы зависли здесь до утра. Но, это меня и радовало. Я был счастлив, как никогда рядом с моей красавицей черноволосой брюнеткой Джейн. Мы с Джейн уже были такими близкими людьми. Как будто знали друг друга, теперь с рождения. Даже, Дэниел был мне уже как родной брат. Я и не замечал, что мы были разных национальностей. Мы стали чем-то единым общим и целым.
Джейн шла медленно по белому коралловому прибрежному песку в самом прибое. Она, сняв, желтую футболку. И набросив на себя длинную белую рубашку, шла впереди меня. Виляя своим широким женским сексапильной сучки и самки полненьким кругленьким задом и загоревшими на солнце, от идеального ровного загара ляжками и бедрами девичьих красивых, как и она сама ног.
Я любовался Джейн, шагая по волнам сзади нее.
Джейн быстро на удивление поправилась. За время плавания до этих островов от того песчаного с лагуной атолла, она пришла полностью в себя. И была в лучшей сексуальной форме как моя любовница. Она любила меня в постели отрываясь по полной. Выжимая меня как мокрую губку. Я в нее кончал до боли в своих мужских яйцах. Это было нечто просто. Я еще никогда так никого в жизни не ублажал и не любил. Похоже, мы были рождены именно друг для друга.
Теперь я шел, следом. На небольшом от Джейн расстоянии и сзади нее, разгребая прибрежную теплую соленую в волнах и прибое волн воду своими босыми ногами. Я был тоже рубашке. На голый и уже, хорошо загорелый за солнечный и жаркий день на тропическом солнце мужской мускулистый торс. Я сумел помимо уже прилипшего к моему ранее телу загара, еще подрумянился на этом тропическом палящем жарком солнце.
Я надел рубашку, что подарил мне Дэниел из своего гардероба. Из белой материи в клетку. Глядя то, на свою Джейн, то, на Тихий океан, глазея, я буквально съедал любовным взглядом с ног до головы невысокую метр семьдесят пять девичью фигурку в легкой короткой летней прогулочной одежде. Над нами кружили альбатросы. Они громко и оглушительно, перекрикивая друг друга, дико кричали над головой, и над волнами в прибое у дальних каменистых скал. Что полукругом уходили в самую воду своим черным заросшим травою и водорослями основанием, впереди нас на островной изогнутой косе за песчаным пляжем.
Я ускорил свой шаг и догнал впереди идущую, даже не оборачивая в мою сторону мою любимую Джейн, и обнял ее со спины руками за гибкую девичью любовницы мулатки латиноамериканки талию.
Джейн остановилась, резко, и прижалась ко мне, запрокидывая на мою грудь свою в красной своей бейсболке черноволосую голову.
Она обхватила мои руки своими руками. А я не знал, что ей сказать, глядя в ее красивые под изогнутыми дугой черными бровями, карие и почти, что черные зрачками, как у цыганки Рады глаза, что смотрели на меня, уставившись любовно и в упор. На того, кто был ей сейчас дорог точно, также, как родной единокровный младший брат.
Я как-то давно еще, когда учился в школе и, будучи подростком мальчишкой читал классиков. По программе школы и по литературе. До сих пор некоторых помню из той программы писателей. Например, Горького. И его повесть, про цыган «Макар Чудра». И помню, фильм был такой по этой повести «Табор уходит в небо». Там была такая, один из главных персонажей фильма цыганка Рада. Вот и сейчас эти черные глаза той самой Рады гипнотически смотрели на меня, прожигая просто насквозь своим коварным любовным женским жаждущим любви взором. А я и не знал, что ответить на тот убийственный просто женский взгляд. Я просто ляпнул, что в голову взбрело.
— Скоро буду как ты и Дэниел — произнес я Джейн — Такой же почти, черный от загара. И не отличишь русский я или как тот же рыбак туземец островитянин.
Джейн громко красиво звонко засмеялась.
— Ты сейчас еще красивее, чем есть — Произнесла она, мне сверкая, из-под черных вздернутых бровей и красного большого козырька бейсболки чернотой своих на ярком солнце девичьих карих брюнетки глаз — Не сгорел любимый? А, то целый день на солнце!
Джейн, вдруг забеспокоилась, рассматривая мой на теле уже бронзовый загар. Она распахнула мою в клетку белую рубашку и стала руками и своими маленькими красивыми девичьими пальчиками ублажать и гладить мою такую же почти уже черную загорелую на мужском сильном торсе русского моряка кожу. Рассматривая пресса кубики и саму мужскую грудь с торчащими на ней почерневшими от загара сосками.
— Да, нет, нормально — произнес я ей в ответ – Не сгорел. Но теперь точно, как Дэниел и как ты, любимая. Теперь нас не отличишь друг от друга. Мы теперь точно как родные братья. Ну, разве, что по цвету глаз.
— Это не важно — произнесла она мне — Но твои глаза…- она оборвалась на слове, рассматривая мои синие с зеленоватым оттенком мужские подаренные мне моей русской матерью глаза.
Джейн замолчала, глядя в них пристально и любовно.
— Они свели меня с ума — произнесла Джейн мне — И я по-прежнему схожу от них, когда смотрю в их глубину и синеву. Как в чудесную завораживающую бездонную бездну Тихого океана.
— Шумно тут от волн и крика этих птиц — я ей произнес. А она прижалась ко мне, обнимая меня.
Действительно крик островных птиц, смешиваясь с криком морских альбатросов и чаек, был уже невыносим.
— Как они в этом гуле живут — произнес, помню я ей.
— Это неважно, зато, как красиво тут! — она восхищалась увиденным — Дэниел бывал тут, а, вот я, первый раз!
Джейн прошлась по песку и вскрикнула — Смотри следы морской черепахи! – восторженно произнесла она.
Джейн показала мне рукой, на следы, уходящие в воду.
Она сняла свою красную бейсболку и распустила свои длинные на легком жарком, летящим со стороны океана ветру красивыми локонами вьющиеся, как змеи черные волосы.
Они метались по ветру паря, то в воздухе, то падая на ее девичьи, молодой Калифорнийской красотки брюнетки южанки, узкие загорелые до черноты плечи. Бились от ветра, о ее полненькую красивую трепетную молодую девичью в футболке загорелую грудь и узкую гибкую женскую спину.
— Подержи, вот – она произнесла, и протянул мне свою красную бейсболку.
Я взял ее из ее рук.
Джейн забрала их в тугой пучок и превратила опять в длинный за спиной до самой ее щирокой женской задницы хвост, замотав завязкой на затылке.
Ей все же больше шла та первая ее прическа. Когда Джейн закалывала волосы в пучок на голове под золоченую заколку. Ее тонкая красивая женская молодая загорелая шея так меня возбуждала. Но теперь все несколько иначе. Теперь Джейн вся и полностью была моя. И все ее женское молодое двадцатидевятилетнее тело этой в ровном плотном солнечном загаре черненькой волосами латиноамериканки из Калифорнии было моим.
Я даже не могу сосчитать, сколько раз за ночь сейчас целую ее алые миленькие на таком же миленько женском личике губы. Ее эту тонкую в плотном ровном солнечном загаре шею, опускаясь все ниже и ниже по ее Джейн голому загорелому почти до черноты красивому девичьему телу.
— «Джейн» — прозвучало снова у меня в голове – «Моя морская русалка, и нимфа Посейдона Джейн. Моя пиратка Джейн Морган. Ты даже представить себе не можешь, как я люблю тебя».
— Это ты не можешь представить, как я люблю тебя – она произнесла мне, лежа со мной в постели и прижавшись своим нагим гибким девичьим, разгоряченным мокрым в липком скользком поту телом к такому же моему мужскому в дикой необузданной любви разгоряченному телу.
Джейн. Девочка моя.
Она как никто другой, органично вписывалась в этот прибрежный морской пейзаж, как островитянка из местного населения. Ее этот ровный солнечный почти уже черный загар, сиял темной бронзой в солнечных лучах. Он красиво и бесподобно просто бликовал, как на статуэтке в этом ярком вечернем красноватом теперь солнечном свете уходящего за горизонт тропического летнего палящего солнца. Он переливался на оголенных руках и ногах Джейн. Из-под коротких штанин джинсовых шорт ее голых загорелых до черноты девичьих полненьких ляжках и бедрах. На голенях и икрах ног. Что будоражили и разгребали снова прибрежную бурлящую волнами на белом коралловом песке воду.
То и дело под ноги попадали вымытые морские раковины и прочая выброшенная на мелководье живность Тихого океана. Нужно было быть тут предельно острожным и смотреть под ноги. Можно было наступить на что-либо жутко ядовитое. Но мы были обутыми и в ботинках с жесткой толстой прошипованной подошвой. Джейн это все предусмотрела и взяла их с собой. Она была вообще умницей. Я не встречал такой женщины как Джейн. И уже не встречу никогда.
Она знала, как переодеться перед выходом на берег. И была с ног сшибательно красива, как никогда. Похоже, только я один, пока еще органически не очень вписывался в местность и население этого малонаселенного, почти дикого океанского острова. Не то, что я, как чужак на этой земле, резко отличавшийся ото всего здесь, не смотря на свой уже, почти такой же, как и у Джейн загар. А просто, я был здесь чужим, пока и резко выделялся на фоне всего местного.
Я шел рядом с ней, обняв свою Джейн, и не собирался ее отдавать никому. Я был готов драться за нее и за нашу любовь. Я даже умереть был готов за нее. Я так любил ее как не любил никого до этого.
Я не знал сейчас, о чем говорить с Джейн и вдруг выстрелило само — Дэниел мне рассказал, что ты занималась восточными танцами, любимая — произнес, спрашивая Джейн я – Дэни как-то обмолвился вот этим.
— Да, а что, любимый? — Джейн, произнесла, даже не задумываясь. И тут же спросила меня.
— Я поинтересовался просто — ответил ей я — Я просто бывал часто в Китайском Гон-Конге в одном портовом ресторане с названием «МОРСКАЯ МИЛЯ». И там была такая танцовщица живота Тамала Низин. Египтянка. Она так на тебя похожа, Джейн. Она так красиво танцевала. Мне нравилось, как и всем членам моего корабля.
Я вообще не знаю, к чему все это я ляпнул. Я просто опять, вспомнил ночной порт китайского Гон-Конга и его яркие огни. Вспомнил тот ночной разгульный ресторан, и ту танцовщицу египетского портового ресторана Тамалу Низин. И сравнил мою Джейн с ней. Еще вспомнил, когда первый раз сделал это. И обнаружил любопытное сходство. Да и разговор про увлечение Джейн бэллиденс с Дэниелом. Просто чесалось всю дорогу на моем языке. Я не знал, о чем заговорить и вот выдал. И как оказалось не напрасно. Это зацепило мою девочку, мою любвеобильную разгоряченную любовью красавицу и дикую в любви американку южанку сучку Джейн Морган. И зацепило основательно, как женщину. И хоть Джейн и в глаза не видела ту египтянку и танцовщицу живота Тамалу Низин, ее это задело сильно. Это была ревность. Настоящая женская ревность. Чисто женское. Этакое первенство и соперничество в красоте и привлекательности перед единственным любимым мужчиной. Но на первом месте здесь конечно же ее женское Я.
— Красиво, говоришь, танцевала? Нравилось? Всем или только тебе одному? — она вдруг мне произнесла, подскочив ко мне и хитро лукаво улыбаясь, как дикая кошка, обхватив мою обеими руками шею и прижавшись ко мне своей женской полненькой загорелой грудью – Увидишь я ее не хуже. И еще увидим, кто лучше танцует танец живота. Твоя Тамала Низин или я Джейн Морган.
Она все поняла. И про Тамалу и про меня. И про то, что мы с той египетской танцовщицей, по-видимому, были близки. Женщины. Мужчины меня поймут. Утаить от них подобное, дело сложное. Они чувствуют все и мгновенно понимают.

***
Мы были южнее Индонезийских островов. За границей экватора.
Эти острова не имели названий. И были сами в океане по себе, как и их местное дружелюбное к пришлым население.
Сюда редко заходили корабли. И тем более, такие как наша «Арабелла», круизные яхты. Северная часть Индонезийского архипелага была более, менее обитаема. И туристов, там хватало со всего света. Но, здесь мы были в редкость. И местные устроили в нашу честь, даже праздник. По приказу местного вождя племени туземцев.
Я первый раз в жизни попробовал какие-то местные вина из разных плодов и растений. Кое-какую деликатесную океаническую рыбу, которую еще не ел в жизни. В целом мне понравилось здесь все. И я бы, наверное, остался здесь, если бы не мои друзья, и яхта «Арабелла».
Дэниел подснял местную девочку. Здесь, это было в норме, и не возбранялось. Мне даже, самому предлагали женщину. Но, у меня была моя красавица Джейн. Я помню, как она отреагировала на это предложение вождя. Ее это возмутило. И очень сильно. Но она все держала про себя. Но, мое на отказ вежливое предложение ее успокоило. И вернуло к нормальному настроению. То, что брат загулял на время, Джейн не особо сейчас беспокоило. Это было, наверное, не в первый раз. Да и Дэниел был парень практически взрослый. Отчего бы и не, да.
Джейн же резко мне отреагировала, толкнув меня в бок своим милым правой руки локотком по ребрам.
— Только бы, попробовал! — помню, она произнесла — Только бы, попробовал закобелиться с местными сучками!
Я был пойман в любовную прочную сеть. Я это понял сразу. Она захватила меня. А я ей сдался. В любви конечно.
Джейн была, помню в яростном гневе. Она не винила меня, но ей такие расклады не нравились. Я был только ее и ничей больше.
Она тыкала меня, сидя у костра с племенем индейцев в бок рукой. Если я, чуть, чуть, как-то одобрительно реагировал на танцы местных молодых девиц или на их попытки активного со мной общения. Ее черные, как ночь точь-в-точь, как у той цыганки Рады широко открытые красивые до безумия под изогнутыми черными бровями глаза блестели гневом и сверкали.
Но эти страсти были напрасны. Я ее любил как безумный. И мне не нужен был никто кроме моей разгоряченной ревностью и дикой любовью Джейн Морган.
— Вот это называется женская ревность! — я произнес, игриво с ней, чтобы не было все всерьез, видя ее гневные порывы — Да, ты просто, от ревности сумасшедшая!
— Я бы тебе погуляла на сторону! — возмущенно устроила мне проволочку незаслуженно, моя любимая брюнеточка Джейн. Она, быстро оставив местную праздничную сходку у костра с племенем. Подняв меня за собой, удалилась с праздника.
— Хватит, мол, во все глаза, глазеть на танцующих полуголых девок туземок — произнесла мне моя Джейн.
Джейн меня быстро увела к берегу океана. Вцепившись в руку. И прижавшись ко мне боком. Она, хоть и мягко, но отругала меня за мои взгляды на местных девиц. Это была первая моя, можно сказать уже как полагается семейная выволочка.
— «Женщины!» — я произнес сам про себя уже, какой раз.
Я еще раз убедился в ее безумной ко мне дикой страстной любви.
Скажу, меня это даже порадовало.
Я был уже для Джейн теперь как этакая личная собственность. Это в женском стиле. Женщины все в этой области и всегда эгоистки и единоличницы, хоть и безумно красивые.
Я даже не делал ни одной попытки на сторону. А, она была в неописуемой ярости от женского ревнивого гнева. Только потому, что возле нас сидящих крутились молодые, совсем еще соплюхи местные аборигенки девицы. Джейн это и заводило. Она смотрела на их смущенные смешки и заинтересованные взоры на меня синеглазого пришельца гостя и иностранца. И Джейн это невыносимо как мою любовницу бесило.
— «Моя ревнивица, по имени Джейн!» — думал, глядя любовно на свою Джейн — «Как ты меня заводишь! Даже, этой дикой своей бешенной женской ревностью!».
Мы оставили веселиться у костра с местным племенем и девочками нашего Дэниела. И вот мы, шли уже возле полосы прибоя волн у самого берега, босыми своими ногами. По мягкому белому коралловому песку. Обходя выброшенные на берег еще, видимо во время шторма и давно морские погибшие ежи, и чудные красивые раковины моллюсков.
Мы прошли мимо погибшего на песке практически склеванного альбатросами и чайками небольшого осьминога. Остались, в основном лежать, разбросанными по песку его длинные изорванные кривыми острыми клювами пернатых летающих и морских хищников щупальца с круглыми присосками.
— Жалко беднягу — произнесла мне сочувственно Джейн – Я с ними все время любила играть среди рифов, когда мы плавали на рифовые в океане и дикие острова. Еще когда бывала по работе американских авиалиний в Японии и при перелетах в районе Индокитая. Я работала, и ты уже в курсе, в той же авиакомпании, что и наш с Дэни отец. У мистера Смита.
— Да. Я уже знаю, моя любимая — произнес я Джейн.
А она, свернув на меня своими карими, почти черными девичьими красивыми влюбленными глазами переключилась опять на осьминога — Удивительные существа. Умные и хитрые И, они всегда старались сбежать от меня.
— Красиво здесь даже в сумерках – произнес я, рассматривая все вокруг — Никогда тут не был. Вот, повезло. Дикие места. Практически первобытные.
Было уже темно, да и поздно. Мы достаточно долго просидели у огромного племенного праздничного с островитянами костра. Я посмотрел на наручные подводные часы, взятые от акваланга на своей левой руке. Подсветил его, изнутри, нажав на одну из кнопок на толстом корпусе.
Было 01:20. Стояла ночь. Была темнота, хот глаз выколи. И когда мы ушли от костра в ночь, Джейн включила большой фонарик на батарейках.
— Все они принадлежит океану – произнесла мне Джейн – Дети Посейдона.
Они эти туземцы островитяне тут как в самом настоящем Раю. Как и мы, теперь с тобой, Володя – произнесла как-то странно именно сейчас моя Джейн. Я не совсем понял именно сейчас, к чему она так сказала. Наверное, наступившая тишина и лишь шум вблизи волн, возбудил в Джейн Морган, что-то скрытое в ней как в женщине. Нечто загадочное и интересное для меня как мужчины.
— Да, это верно, любимая — продолжил я с ней свой разговор — Ведь не боятся штормов! — произнес я, громко перебивая шум прибоя впереди идущей моей Джейн. Показывая ей рукой на стоящие над самой водой, далеко от берега с травяной пальмовой крышей хижины из тростника. И из досок местных аборигенов рыбаков. Их силуэты были видны в отражении от воды и линии полыхающего от пробуждающегося там солнца горизонта.
— Они привыкли! — ответила громко, моя любимая ревнивица смуглянка брюнетка Джейн — Они ко всему привыкли! Как бы я хотела, остаться здесь!
— Я тоже! — сказал ей я.
Мне тут на самом деле очень понравилось.
— Может, останемся после всего здесь? – произнес я Джейн – Когда все сделаем?
— Я не против, любимый! – произнесла она мне.
Она вдруг, повернулась, улыбаясь мне в вечернем закате белозубой красивой улыбкой. Как-то, совсем, по-другому, не как раньше — Если перестанешь строить глазки местным девицам!
— Джейн — произнес я — Джейн.
И подскочил к ней. Обняв, прижал к себе.
— Кроме тебя, для меня не существует иных женщин! — я произнес своей черноволосой красавице южных горячих кровей.
Я поцеловал ее в прелестные полные алые горячие женские губы. И она
поцеловала меня, и еле оторвалась от поцелуя, закатывая глаза под веки и глубоко дыша своей полной с твердыми и жаждущими снова дикой неукротимой любви твердыми торчащими сосками грудью. Возбужденные затвердевшие черные соски торчали прямо через ее полосатый узенький на лямочках лифчик нового купальника под белой той короткой приталенной рубашкой. Из-под которой. Внизу, где были расстегнуты пара пуговиц, выглядывал ее круглый загорелого полненького женского живота пупок.
Я обхватил ее за круглую ягодицами женскую широкую попку и гибкую, как у кошки тонкую талию. Ощущая ее тот в жарком страстном любовном дыхании пупком прижатый плотно к моему животу ее дрожащий в дыхании девичий почти черный от ровного солнечного загара животик. — Я построю себе лодку. И буду наравне со всеми заниматься рыбалкой, и ловлей жемчуга — сказал ей я – Вот увидишь. И забуду, кто я и откуда. Я начну с тобой здесь новую жизнь, и плевать на все другое и на все вокруг. Я хочу быть таким же, как эти счастливые рыбаки и хочу в этот тропический Рай. В этот мир владыки Посейдона.
— Я бы тоже, этого хотела — произнесла Джейн – Но не надо торопить события — она произнесла мне – Просто радуйся мимолетности всего и самой своей жизни. Еще любви со мной своей Джейн. Мы не знаем, что нас ждет завтра. А завтра может оказаться иным. И не таким как ты сам этого хочешь. Даже здесь в этом сказочном тропическом Раю.
Эти ее слова были странными и так не похожими на саму Джейн Морган. Они были очень серьезными, хоть сказаны были они ею несколько даже с долей некой иронии и с игривым смешком. Я уловил их тогда и запомнил в точности, как она мне это сказала. И запомнил их на всю жизнь.
Джейн была счастлива. Ревность ее ко мне к местным молодым аборигенкам как рукой сняло. Джейн была вспыльчива, как и положено жгучей латиноамериканке, но, быстро отходчивой. Вот она уже была такой, какой была всегда, даже еще красивее. Она просто, расцветала от моей к ней безумной, безудержной любви. Моя Джейн! Ее ревность была вполне уместна. Она безумно любила меня. И была, теперь со мной тесно связана этими узами взаимной любви.
Мы пошли дальше вдоль песчаного островного берега.
Джейн повернулась снова ко мне.
— Хорошее место, Володя! — сказала громко она.
Джейн научилась говорить по-русски и особенно произносить мое имя. Я думаю, у Джейн были все же некоторые навыки в нашем языке. Она уже на нем так говорила, что я был сильно удивлен. И Джейн старалась со мной говорить на русском. Хоть ломано, но старалась.
— Много горячего песка. Самое, то! Позагорать на закате. И поплавать, любимый мой! Поплескаться в теплой океанской воде под дуновение свежего ветерка. И пение островных птиц.
Джейн отбежала подальше от прибоя, выше на берег. И освободилась от джинсовых шорт и белой своей длинной рубашки. Разделась до полосатого нового своего изящного минимизированного купальника. На тонких лямочках и замочках, узкого и врезавшегося в ее нежное красивое тело своими глубокими вырезами вокруг ее прелестных полненьких загорелых ножек и самого гибкого девичьего почти черного от ровного плотного загара красивого тела. Она была сейчас особенно красива.
Почти, совершенно голая.
Ее кожа, просто переливалась ставшим теперь идеально черным, как сама ночь загаром в этой темноте при горящем в ее правой руке фонарике. Этакая русалка этих песчаных островов.
Джейн, выключив фонарик и бросив его на песок, рядом с ботинками, джинсовыми шортами и белой рубашкой, промчалась мимо меня, схватив и дернув за руку, потащив в океанскую соленую воду в самый прибой. И нырнула прямо в волны, утащив и меня за собой.
Она вынырнула в набегающих на песчаный берег больших океанских теплых волнах. Я был прямо в одежде. Она даже не дала мне раздеться. Я нырнул прямо в волны как есть. Даже в ботинках с толстой подошвой.
Я, вынырнув, бросился в объятья океана и своей любимой. соблазнительницы морской плещущейся, и смеющейся от счастья в бурных прибрежных волнах русалке и красавицы нимфы. Я снял с себя свою ту белую в клетку мокрую уже рубашку и полные воды ботинки. Швырнул все на берег вместе с такими же короткими мокрыми джинсовыми шортами на берег. И мы как дети, обнявшись вместе, купались, ныряя в прибой песчаного берега. Мы были здесь одни на этом берегу в полосе шумного ночного волнового прибоя. Никого и никто, кто бы хоть как-то помешал нам. Мы плескались в соленой ночной теплой океанской воде.
Казалось, мы были одни в этом мире. Валяясь на горячем вечернем белом коралловом песке. Мы даже н е замечали ночных рыбаков ловящих крабов и лангустов недалеко тоже от берега, занимаясь ночной рыбацкой ловлей. С зажженными керосиновыми лампами, подвешенными к лодкам и светильниками, они увлеченно ныряли тоже в океан, делая свою работу. Не так далеко от нас в лодках. Далеко и в стороне, от своих стоящих над водой на деревянных сваях опорах рыбацких хижин.
Возможно, они видели нас, сидящих на том песке, обнявшись и любующихся вечерним закатом. И не обращая на нас особого внимания, занимались своим рыбацким делом. Но нам было не до них и вообще все равно.
Это был настоящий Рай. Морской любовный Рай. И только наедине со своей любимой Джейн.
Но надо было возвращаться в селение и на свою яхту.
Наступала холодная ночь. Это уже ощущалось. Все еще живущее в темноте летнее жаркое тепло быстро выветрилось и, становясь холодным ветром с океана.
Было уже 02:45 ночи.
Виднелись яркие сверкающие ледяным своим светом прямо на нас с космоса звезды на тропическом без единого облачка океанском чистом небе. Раньше я их особенно не замечал, не обращал как-то особо внимания, плавая на кораблях.
Ночь на суше, за долгие месяцы в океане. Я первый раз ступил на сушу, хоть и не свою, но сушу. Мои ноги ощутили этот горячий коралловый белого цвета
мягкий песок безымянного острова. Как было все здорово! Я был просто счастлив. Как и моя любимая Джейн! А что может быть счастливее двоих до одури друг в друга влюбленных.
Мы с Джейн были неразлучны теперь. Мы шли, держась за руки. И взяв с собой в руки свои вещи фонарик ботинки и всю остальную нашу одежду, почти голышом и босиком назад по воде, прибрежному прибою в сторону селения островитян. Мы осторожно смотрели себе под ноги, чтобы не наскочить на что-либо колючее и ядовитое, освещая перед собой и под ногами, обратный путь фонариком, но все равно были счастливы.
Джейн быстро осваивала русский язык и довольно успешно. Она была просто молодец. Училась прямо на ходу. Хоть и жутко ломано, но уже говорила со мной по-русски. Время от времени, мы иногда общались с ней по-нашему. В общем, молодец моя красавица девочка.
Стояла, во всю тропическая достаточно уже холодная и ветреная ночь. Было уже, наверное, все три часа ночи, но я не смотрел теперь на свои подводные от акваланга часы от своей неудержимой любви к моей Джейн на время. Было темно и только звезды, и яркая стоящая желтая высоко над горизонтом большая Луна освещала нам дорогу под звездным тропическим небом. Мы далеко ушли от селения островитян сами того не заметив. И вот, надо было идти назад. Мы припозднились с приходом.
Дэниел, наверное, заждался нас, а, может, и нет. Он, тоже с кем-то здесь познакомился на острове, и привел на яхту девицу из местных. И мы с Джейн решили не мешать парню, повеселиться ночью на «Арабелле».
Мы с моей красавицей Джейн пустились дальше в другую сторону берега острова, любуясь красотами уже ночного мира этих островов.
Джейн не очень, то торопилась расставаться с ночным морским берегом. И мне это, тоже было по душе.
Было темно и тихо. И, лишь на горизонте светилась, пока еще светлая яркая полоска, оставленная ускользнувшим за его край Солнцем.
Мы шли по берегу в полосе прибоя у самой его кромки. Удаляясь, вновь от нашей яхты. Мы шли в полной темноте под яркой желтой Луной. В ночной темноте и горящими, и мерцающими огоньками звездами. Дневной весь шум стих. И только громко голосили сверчки. Где-то, далеко в тропическом лесу острова.
Джейн прижавшись ко мне, обхватила меня за пояс своей правой девичьей загоревшей до черноты ручкой. И пощипывая меня своими маленькими девичьими за подрумяненный на солнце правый бок пальчиками. А, я обнял ее. Прижав плотно к себе и, согреваясь, ее женским любящим теплом.
Вокруг стояла ночная тишина. И только был слышен шум прибоя волн. Все кругом спало. Даже затихли все островные галдящие целыми днями птицы.
Было 03:20 ночи.
Джейн захватила бутылку мексиканской Текилы и нашей русской водки с яхты для нашего ночного согрева. Немного еды для закуски в виде нарезанного кусками лангуста и местных маленьких красных креветок. Подаренных в качестве награды и угощения нам как гостям местными туземцами островного племени и рыбаками. Еще набрала какой-то растительной превращенной в салаты пищи. Взяла стеклянные из толстого стекла маленькие стаканчики. Дриньки по-американски, что в их заморских ресторанах, кабаках и барах. Нож с кухонного кубрика, даже вилки. И все это Джейн упаковала в специальную походную из брезента сумку с борта «Арабеллы». И отдала ее мне как мужчине.
И вот мы, снова брели по прибрежной, пока еще горячей не остывшей за жаркий тропический день воде.
Я был практически полностью голым. После ночного купания, равно как и сама Джейн. В своих одних плавках. Джейн в своем полосатом цветном на замочках и тоненьких лямочках купальнике. Мы, забравшись на палубу яхты, просто бросили свою одежду на «Арабелле», чтобы не таскать лишнее с собой. Наверное, зря. Становилось заметно, прохладно. Ветер, летящий с океана, охлаждал быстро воздух. Он подымал большие буруны прибрежных волн, и шевелил пальмовые листья на прибрежных пальмах. И листву тропических кустарников и деревьев.
— Надо, где-нибудь, милый укрыться — сказала мне, почти на ухо Джейн.
— Я думаю, нам лучше вернуться на нашу яхту — ответил ей также на ухо я — А, то намерзнемся за ночь. Довольно становиться холодно, а мы без одежды. Это мы опрометчиво сделали, что оставили ее на нашей яхте.
Я чувствовал пощипывание на коже от загара. Видимо еще порядочно подзагорел. И только сейчас это ощутил в полной мере. Все же моя русского моряка кожа была не той природной конструкции как у Дэниела и Джейн. И возможно были ожоги теперь от солнца. Я весьма заметно поджарился на открытом тропическом Солнце. Короче, даром постоянные дневные в тропиках прогулки по команде голый торс даром для русского меня моряка не прошли. Специфика кожи. Меланин там и все такое. Что моей обворожительной брюнеточке красавице Джейн, как и ее родному брату Дэни это вообще не грозило. Они как Латиноамерканцы имели смуглую более приспособленную кожу к солнцу. С кровью Перуанских индейцев. Как мне сказала сама Джейн позднее. С юга Америки, еще жители Калифорнии, уже были приспособлены к такой природе и жизни возле океана. Джейн и Дэниел имели как по природе мулаты и брюнеты оба, были весьма смуглыми и теперь еще были почти черными от своего загара. И при этом постоянно находились на самом солнце. А я хоть и был моряком и плавал в Тропиках. Тем не менее, получил от солнца ожоги. И это скажу вам, болезненно ощущалось, но я все это переносил и терпел, не показывая моей крошке Джейн вида. А зря. Ну, был влюбленным дураком, что поделаешь. Я, конечно, порядочно засмолился на солнце и загорел, и уже не хуже моей брюнеточки черноволосой любовницы Джейн, но… Жгло все тело. Особенно горели мои плечи. Кожа казалось, потеряла пластичность и вот-вот лопнет и порвется.
— Я же говорила, тебе, Володя. Вот дурачок, какой – произнесла мне Джейн — Надо было быть осторожней. Мне сказать. Да и я не лучше. Откуда я знала, что вы русские такие слабые телом к жаркому солнцу. Но ничего вот, вернемся, я тебя всего перемажу моей той волшебной мазью, что вылечила быстро меня.
Я распечатал бутылку нашей русской водки, прямо стоя в прибрежной бурлящей волнами воде, зажав ее коленками, и выковырял ножом пробку.
Моя Джейн, удивившись такому интересному русскому способу открывать бутылки, достала из сумки кусочками нарезанного лангуста, и мы глотнули, совсем, чуть-чуть, из тех маленьких стеклянных стаканчиков здесь же припасенных моей милой Джейн. Закусив маленькими красными креветками с припасенным салатом из каких-то овощей и, похоже, даже фруктов. Я, правда, так и не понял, из чего было сделано. Но, однако, и весьма даже вкусно.
Мы повернули назад, и пошли быстрее.
Нам стало веселее от жгучего горячительного, и гораздо теплее.
Тут Джейн увидела недалеко от берега среди прибрежных деревьев на прибрежном склоне, какую-то невысокую, по-видимому, брошенную хижину из пальмовых листьев и сплетенную из прутьев лесного тростника. Как она ее рассмотрела в почти, уже полной темноте наступившей ночи?! Мне не понятно. Было темно, хоть глаз выколи. Я вообще без фонарика и направленного под наши ноги света ничего, хоть глаз выколи, не видел.
Она повела меня туда, взяв за руку, почти бегом, радостная от возможности скорого со мной предстоящего страстного секса. Джейн хотелось снова неудержимой дикой почти животной страстной между нами любви
— Там мы и укроемся. В темноте и тишине! — сказала, радостно Джейн, подпрыгивая от счастья мне — Я буду греть тебя своим телом милый, а ты меня! И ночь будет не такой холодной до самого утра!
Джейн вошла первой в плетеную и связанную из тонких прутьев тростника продуваемую всеми ветрами с океана рыбацкую хижину и позвала меня за собой.
В этой хижине не было уже давно никого. И она была брошенной, но заваленной пальмовыми листьями почти до такого же в пальмовых листьях потолка.
— Это нас спасет от холодной ночи — произнесла, ласково и нежно, почти шепотом, моя Джейн — Я хочу любви, любимый мой. Хочу эту ночь провести здесь с тобой в этой хижине, а не на яхте. И вот в этих пальмовых листьях.
— Как дикари? — произнес я, не мене довольный выбором своей возлюбленной Джейн.
Я еще такого не пробовал. Ночь в пальмовых листьях в заброшенной рыбацкой хижине. И секс в полном отрыве. Я тоже захотел этого. Член уже шевелился в моих синих узких плавках. Туго стянутый, и рвался на свободу, словно из тяжкого плена.
— Только хижина, мы, и пальмовые листья – я произнес Джейн.
— Именно, любимый мой! — сказала она, быстро ложась в листья пальм, как на сеновал. Их было здесь так много, что можно было зарыться в них с головой. Но при этом не замерзнуть за оставшуюся часть ночи.
Возможно, эта рыбацкая хижина аборигенов была здесь построена как некое хранилище этих самых пальмовых листьев. Потому, как их тут было реально под самый хоть и не высокий, но потолок.
Джейн, как только вошла в хижину, с радостным визгом упала в пальмовые большие листья. Она раскинулась передо мной, перевернувшись навзничь. И позвала меня к себе, маня с нетерпением дикой жаждущей любви самки своими девичьими руками. И когда я был уже верхом на ней и уже целовал ее губы и женскую пышущую страстью и любовью в полосатом лифчике купальника грудь, она забросала нас обоих теми пальмовыми листьями до самой головы. загребая и хватая те пальмовые с обеих сторон листья и укрывая нас двоих в этой хижине и прямо на ее песчаном полу.
Джейн впилась губами в мои губы, словно пиявка. Просто присосалась, проникнув своим языком в мой рот. Я сделал тоже, что и она.
Джейн расстегнула своими маленькими женскими утонченными изящными пальчиками свой полосатый из тонкого, почти прозрачного шелка купальника узкий подтягивающий ее полненькую вверх с торчащими черными сосками грудь лифчик.
Она, сверкая на меня, своего любовника практически черными как эта темная звездная холодная ночь, стоящая за окном хижины карими переполненными любовными чувствами глазами. Выключив фонарик и без света, в полном ночном мраке. Сняла его, и набросила сверху на меня. На мою мужскую шею. Подтягивая к себе и своей груди мою русую русского моряка голову. Полностью, подползая на голой своей, почти черной от солнечного загара спине под меня. А я шустро и своими руками, снимал с Джейн ее полосатые узкие тугие с женских поджаренных крепко солнцем ягодиц широкой задницы плавки. От волосатого лобка стягивая вниз с ее полненьких, таких же, как все тело моей красавицы любовницы загорелых ножек. Оголяя для своих и ее любовных утех под прелестным дергающимся в прерывистом дыхании загорелым животом с пупком моей красавицы и любовницы ее половой орган.
Все это происходило чисто машинально, и буквально не глядя, когда мы страстно оба в засос, целовались. Точно и также как на нашей «Арабелле» в каюте Джейн и на ее устеленной белыми шелковыми простынями покрывалами постели.
Я с себя сейчас снял все, что на мне было, полностью обнажаясь перед любимой. А она, своими руками просто завалила меня и себя пальмовыми листьями с ног до самой головы.
И лежа на листьях, как на постельных в белых шелковых наволочках подушках. Подставляла моим губам свою женскую молодую темную от ровного плотного загара жаждущую жарких мужских поцелуев грудь. Ее торчащие черные, навостренные возбужденные затвердевшие жаждущие любовных укусов и поцелуев соски.
Нам было жарко вдвоем от наших обнаженных соединившихся в полной темноте под пальмовыми листьями горячих молодых жаждущих любовных только утех вспотевших очень быстро от тесной близости тел.
Мы забыли про все на свете в той хижине. Про все, что нас окружает.
Меня охватил любовный жар.
Стало невыносимо жарко. Нам обоим. В этой куче пальмовых листьев и теплого белого кораллового песка. Наши любовников голые тела покрылись горячим быстро испаряющимся телесным потом, распространяя его терпкий двоих страстных любовников запах. Вдыхая его всей своей грудью.
Я помню и сейчас его. Джейн запах женского тела. Необычный и даже сладкий. Какой-то особенный. Головокружительный как аромат неких духов. Как запах тропической лесной листвы и воды из глубин самого океана. Смешанный с ароматами пальмовых листьев в нашей этой старой рыбацкой хижине воздуха. Этот безумный аромат любовной предстоящей этой ночью между нами неуемной и безудержной сумасшедшей сексуальной страсти. Я тогда не понимал, что это такое вообще. Да и сейчас не знаю, что это было. Но это усиливало не контролируемое мое сексуальное возбуждение и заставляло забыть все. Даже кто я. Даже свое имя. В голове плыд белесый туман и только жажда любви и безудержного секса. Мужские яйца просто кипели от бурлящей, как в вулкане рвущейся на свободу спермы.
Только животная дикая неудержимая бешеная любовь, что хотела только одного. Ранее все было не так. Был секс с женщиной и даже не с одной. Но это было совсем не то, и совсем иное. Я это ощутил с первого полового контакта. Этот запах женского нагого обнаженного красивого гибкого покрытого плотным ровным до угольной черноты загаром.
Джейн, страстно любовно и натружено всей своей женской грудью дыша и уже постанывая, раскинула в стороны свои загоревшие до черноты, изящные красивыми овалами бедер голые девичьи ноги. Подставляя мне и моему детородному уже раздраконенному половому органу свою промеж таких же полненьких женских ляжек раскрытую как лепестками цветок влажную от половых выделений очерченную по внешнему контуру темной линией губами промежность.
— Любимый мой! — она прерывисто и надсадно, задышала, тяжко и прерывисто желая меня — Люби меня, и не думай ни о чем, только обо мне, о своей крошке Джейн!
Я проник своим возбужденным торчащим и затвердевшим как стальной стержень раздроченным членом в ту ее раскрытую такую же ждущую жаркой неуемной развращенной любви промежность. И мы занялись любовью, лаская и не переставая, терзая руками свои разгоряченные нагие полностью загорелые в плотном ровном загаре до черноты тела. Целуя, как сумасшедшие друг друга. Не скрывая своих стонов и криков от любовной взаимной страсти под большими и широкими пальмовыми листьями.

***
Я прижимал ее к себе. И впитывал ее сладостное тепло загорелого нежного женского сладко пахнущего теплом и потом молодого тела. Тела молодой красивой до одури сексуальной до безумия сучки. Я остервенело, не помня себя, как неистовый кобель, тискал и терзал ее за загорелые груди своими стиснутыми в судороге челюстей зубами. Она стонала как безумная и ласкала меня, выгибаясь подо мной как кошка, в гибкой спине. Вцепившись в мои мокрые и слипшиеся от моего пота русые русского моряка волосы, своими стиснутыми в жестокой безумной от любовной оргии хватке девичьими маленькими цепкими пальчиками.
Выпячивая голый пупком черный от загара живот, упираясь в мой. Джейн, скользя из стороны в сторону широким женским задом, голыми задницы ягодицами по коралловому песку, насаживалась на мой торчащий, как стальной стержень детородный орган. Сладострастно вскрикивая и стеная, закатив черные зрачками мулатки латиноамериканки красивые свои глаза, она жадно и взахлеб, целовала меня. Прижимая к своей трепещущей от любовного пылкого жара любви груди лицом, обхватив вокруг шеи девичьими руками. Проникая своим языком в мой рот. И тоже, самое, делал в ответ и я.
Теперь она без какой-либо девичьей скромности и опасения, более раскрепощенно с жаждой будущего материнства, с неистовым остервенением обезумевшей от любви самки изводила близкой дикой любовью себя.
Вцепившись своими цепкими сильными женских рук пальчиками в мои растрепанные и взъерошенные во все стороны волосы. Она терзала их безжалостно, схватившись в самом темечке, и вонзив туда свои маленькие ноготки. Дергая из стороны в сторону мою всклокоченную, и растрепанную русского моряка голову своего безумного от любовных страстей любовника. В состоянии безудержных страстей и сексуального безумства в любовной судороге, закусив свои губы Джейн, стонала и извивалась на моем вонзенном в нее члене, как бешеная дикая в состоянии, словно гибельной агонии змея, пойманная в руках своего змеелова. Хотя неизвестно, кто еще кого сейчас поймал.
В моей голове стоял любовный безумный дурман и белесый туман. Кружилась голова от приятной боли в схваченных любовницей, ее пальчиками волосах. От вонзенных в мое темечко остреньких девичьих ноготков. От тех ее резких сильных дерганий и любовных страстных истязаний. Сперма давила на мозги, и я ничего не соображал в эти минуты сексуальной безумной оргии. Стараясь как можно дольше растягивать эти минуты сексуального безумного непотребного греховного удовольствия, и как можно дольше, чтобы не кончать. Давая своей любимой подруге насладиться тоже, как можно дольше нашей любовной близостью. В таком райском и экзотическом месте.
Я, выгибаясь в спине и откидываясь назад, лежа на Джейн сверху, как преимущественно она всегда предпочитала, снова и снова, входил внутрь ее. Все глубже, и глубже, проникая своим мощным торчащим тараном, в чрево раскрытого передо мной, как цветок женского в половых выделениях и смазке влагалища своей разгоряченной любвеобильной любовницы. Целуя своей любимой губы и само смуглое в темном загаре девичье красивое лицо. На растрепанной волосами голове. Разбросаными по широким пальмовым листьям. Языком, облизывая ее запрокинутый вверх, с глубокой ямочкой девичий подбородок.
Я своим упорным натиском вдавливал Джейн в белый коралловый песок, но осторожно, стараясь не навредить моей любимой девочке ничем больше. Изгибаясь сам, и впихивая весь свой возбужденный с задранной верхней за уздечку плотью детородный мужской орган в раскрытую девичью половыми губами под волосатым лобком промежность. Старался ощущать, как лучше будет мне и моей Джейн. Меняя движения и свое изможденное в близком половом контакте положение. Очень четко ощущая своим детородным торчащим органом и его раздутой оголенной от кожи чувствительной головкой все внутри Джейн раскрытого половыми губами как некий тропический цветок девичьего влагалища. Доставляя и себе и моей любимой удовольствие.
Наше горячее жаркое любовное дыхание заполнило рыбацкую маленькую укрытую пальмовыми листьями плетеную из лесного тонкого тростника хижину. Вероятно брошенную и уже давно.
Наши любовные сладострастные дикие громкие стоны и вопли разливались в прибрежной ночной темноте холодной тропической ночи. Нашей ночи. На берегу островной лагуны.
Звезды да Луна, вот и все. Все, кто был нашим сейчас спутником в мире сладострастия и любви. Кто, украдкой и с нескрываемым интересом, подсматривал в открытое без стекол и рам окно рыбацкой хижины и за нами.
Я кончил несколько раз. Дико, как в смертной агонии. Дергаясь от спазматических приятны конвульсий и судорог. Выгибаясь назад над Джейн всем своим голым телом. Запрокидывая вверх свою с торчащими сосками мужскую загоревшую на солнце в ручейках стекающего пота грудь. Сжав судорожно своей задницы голые ягодицы, вытягивая свои ноги, прижимаясь животом и лобком к животу и лобку любимой женщины. С криком счастья и радости. Ощущая как мое струями летящее животворное плодородное семя с торчащего детородного вонзенного промеж раскинутых бедер и ляжек Джейн, утонувшего целиком детородного мужского члена в девичьей проглотившей его вагине. Исчезало в женской той промежности.
Джейн тоже кончила и мы ослабленные и изможденные. Мокрые от текущего по нашим телам липкого скользкого горячего пота, отошли на временный отдых, все еще стеная, и радостно глядя друг на друга любовными взорами двух на любви умом помешанных влюбленных.
Немного передохнув, мы снова с такой же страстью и яростью продолжили. Тут нам никто не мешал, и мы отрывались по полной.
Я целовал ее жадно и жарко. В ее алые пухленькие южанки американки губки. В ее нежные смуглые щечки и украшенные колечками золотых сережек, аккуратненькие девичьи ушки.
В моей голове в том липком как наш горячий текущий скользкий пот белесом тумане и любовном дурмане я слышал — «Моя Джейн, моя девочка» – думал я – «Я не отдам тебя никому. Ты моя. Навеки моя».
Я закатывал от любовного упоения и сладострастия свои глаза. Кусал своими зубами, за торчащие черные, твердые от возбуждения девичьи соски. Переходя в жарких и горячих безумных поцелуях на ее тонкую изящную девичью шею. Потом в обратном порядке. Уходил вниз. К дергающемуся судорожно в любовных спазмах тяжкого дыхания, мокрому от липкого текущего скользкого пота женскому животу. Облизывая, старательно смакуя, своим языком круглый красивый Джейн дергающийся пупок и, затем ниже к волосатому девичьему лобку.
И снова наше соитие. Я снова там. В ее раскрытом очерченном темной линией по самому краю половых губ влагалище, мой мужской вновь затвердевший, как стальной стержень конец. В своем раздутом с выпирающими жилками стволе, оголившегося от верхней плоти за самую уздечку головкой, вновь там, внутри моей девочки Джейн, вонзенный по самый ее волосатый лобок.
Как она стонет! И как изнемогаю от любовной нашей взаимной оргии я.
Когда с остервенением Джейн болезненно, в ответ кусает торчащие от возбуждения, почерневшие от солнечного загара соски на моей груди, а я нежно любовно следом истязаю ее.
Мы были, просто обреченные на любовь. Все полностью мокрые и скользкие от текущего горячего по нашим телам пота.
Помню, как я опять обильно многократно кончил, и кончила она.
Прямо здесь на этих пальмовых листьях, хрустящих листвой под нашими бьющимися в соитии друг о друга разгоряченными от любви телами.
Так же, как и на яхте, тогда в нашу первую любовную встречу. Тогда под стук о стенку борта деревянного изголовья и скрип ее постели. В ее девичьей каюте, когда я повредил от неосторожности в неуемной сексуальной страсти по-женски ее мою любимую Джейн. Я не описывал, тогда нашу первую оргию страстной любви. Поскромничал.
Теперь было все иначе. Теперь было все по-другому. Я был осторожен и аккуратен, хотя, также не мог сдерживать свои неуправляемые любвеобильные чувства к своей возлюбленной.
Занимаясь любовью, мы и не заметили, как устав до изнеможения от взаимных любовных ласк, в жарком мокром скользком поту, уснули в этих пальмовых листьях. И уже, незаметно к нам двоим влюбленным, подкралось новое утро. Мы проснулись в этой пальмовой рыбацкой заваленной пальмовыми листьями хижине. Я не взял с собой те водонепроницаемые акваланга часы. И мы были без понятия, сколько сейчас время. Да это было и неважно.
Выскочив нагишом их пальмовой рыбацкой хижины, мы, хохоча друг вдогонку за другом, бросились в прибрежные снова волны, смывая в соленой морской воде свой ночной разгоряченный жар и пот нашей ночной страстной греховной любви.

***
Дэниел, тоже провел ночь с молодой девчонкой. С островитянкой. Он был молод и полон сил. И присмотрел себе, такую, же молодую из местного племени девицу. Он провел с ней всю ночь на нашей яхте. А мы с Джейн только, что вернулись назад довольные проведенной ночью.
Утро было тихое. Даже, прибой, как-то заметно утих. И не было сильно слышно шума волн. Только легкое их шуршание о прибрежный песок.
— Не замерзли? — поинтересовался Дэниел, глядя на нас почти совершенно голых и мокрых все еще от воды у меня и своей сестренки — Ночь была на редкость холодная. Ветер дул прямо с океана.
Он стоял под еще горящими всеми палубными и бортовыми огнями «Арабеллы».
— Да, нет — произнесла кокетливо ему, играючи, за меня сама Джейн, подымаясь по мостку у деревянной пристани рыбаков на «Арабеллу» — Но, мы грели друг друга. И нам было даже жарко Дэни.
— Понятно — произнес, улыбаясь, он — Я тоже, не плохо ночь провел.
Он стоял, глядя на нас, взбирающихся на палубу вместе с молодой совсем девчонкой туземкой, одетой в тряпичное легкое белое платьице. Девчонкой, тоже смуглой и загоревшей, как и моя Джейн.
— Сколько уже время, Дэни? — спросила Джейн.
— Уже все десять утра — ответил Дэниел.
Джейн прошла мимо ее и Дэниела, оценивая искоса своим черным взором полюбившуюся Дэниелу аборигенку.
— Как тебе она, Джейн? — спросил вдруг Дэни у Джейн — А тебе, Володя? — он перевел вопрос и на меня.
Тут Джейн обернулась резко, и сказала — Пойдем милый, не задерживай молодых с расставанием.
Она оценивающе смотрела на молодую такую же, как и сама девицу — Пора принять душ, мы так долго и жарко любили друг друга.
Аборигенка, думаю, ни понимала, ни слова. Но Дэниел с ней как-то общался.
Я, проходя мимо Дэниела и островитянки, приподнял правую согнутую в лотке руку. Показывая вверх большим поднятым пальцем правой руки, что все у него отлично.
— Ну, давай же! — она с нетерпением схватила меня за руку и сдернула буквально, вниз к каютам в коридор по направлению к душу — Вздумал пялиться на другую! — возмущенно произнесла Джейн.
— Ах, ты, моя ревнивица! — я ей сказал. Хлопнув ладонью руки по Джейн круглой загоревшей ягодицами до черноты сексуальной широкой женской попке, спускаясь с палубы вниз к каютам.
— Ты, теперь мой — сказала она, мне держа крепко за руку — Пока будут крутиться рядом всякие прочие девки. Я не спущу с тебя глаз.
Джейн, серьезно это произнесла и стянула мои с меня плавки.
И произнесла, любуясь, сверкая восторженно своими черными, как ночь глазами, моим мужским детородным достоинством – Вот ты где прячешься, мой любимый ночной насильник?
Она сбросила с себя все, что было на ней, и тоже отправив с моими плавками в стирку, схватила быстро меня, снова за правую руку своей левой рукой, и потащила в душ.
— Но, это не мои девки. Джейн — умоляюще смотря на свою любовь, произнес, уже в душе Джейн я.
— Вот именно, не твои. Вот и не смотри — ответила моя ненаглядная Джейн, вполне серьезно, мыля меня, и себя заодно в парящей горячим свежим паром воде.
Джейн была очень серьезна.
Двадцатидевятилетняя девица сексуально и духовно раскрепостилась и уже не была такой, какой я ее увидел впервые.
Я как ребенок сейчас, повиновался своей любимой. Позволяя себя мылить и мыть. Это было даже как-то забавно. Джейн заботливо, словно моя родная мать, мыла меня в горячем душе, протирая и мыля каждый клочок моего, почти такого же загорелого, как и у Джейн нагого полностью тела. Скажу читателю и слушателю, без стыда, мне понравилось. Вас, когда-либо мыла женщина? Взрослого мыла? Уверяю вас, понравится.
— И, вообще, пора с якоря сниматься — произнесла моя Джейн, мыля усердно, то себя, то меня. А я ей не сопротивлялся — Дэниел загостился на этом острове. И, наверное, забыл, зачем мы здесь. Дэни со своими подружками всегда долго расстается. Надо ускорить этот процесс. А то может затянуться надолго.
— Да пусть парень, до конца насладится своей любовью — произнес я Джейн – Он вполне взрослый. И пусть так будет.
Джейн молча и сверкнув своими на меня карими почти черными зрачками красивыми глазами. Критически. Затем, вытолкнула нагишом вымытого девичьими любящими руками меня мокрого из душа. И сама выскочила оттуда, закрывая воду.
— Нет. Если все готово, то пора – произнесла Джейн.
Она теперь тут командовала как самый настоящий командир на нашем морском быстроходном корабле.
— Иди, и скажи ему, милый, что нам, пора уже в дорогу — сказала, мне Джейн и, прильнув плотно голым, сладко пахнущим свежевымытым, мокрым в ручейках стекающей горячей воды девичьим гибким телом ко мне. Обняв руками за шею. Она посмотрела мне пристально и обворожительно любовно в глаза и поцеловала в губы.
— Иди, счастье ты мое — произнесла Джейн мне.
Довольная нашей проведенной той дикой и безумной в прибрежном плетеном тростниковом рыбацком домике, среди пальмовых листьях любовной ночью. Джейн, припеваючи какую-то роковую мелодию. Быстро обтерев меня длинным банным полотенцем, как, словно, малолетнего ребенка, обтерлась затем сама. Затем, пробежав по длинному узкому освещенному лампами трюмному коридору, заскочила как ретивая быстроногая лань в свою каюту. И уже оттуда крикнула — Буду скоро готовить завтрак! Просьба! Далеко не разбегаться!
И в трюме, сотрясая переборки кают и отсеков «Арабеллы», заиграла группа «Моtley Crue».

Обреченные на любовь

Мы снова были в открытом океане. И был новый день.
Было 21 июля на часах час дня.
Дэниел простился со своей ветреной подружкой островитянкой, пообещав к ней вернуться после плавания. Так обычно поступают закоренелые моряки, но, делают все с точностью, до наоборот. Может, Дэни и вправду девчонка понравилась. Но, это только осталось ему известно.
Мне не пришлось ему ничего говорить про отбытие. Когда я выскочил на остывшую за холодную ночь лакированную палубу круизной нашей океанской большой яхты, Дэниел уже спровадил молодую, лет, наверное, двадцати или около этого, островитянку красавицу восвояси.
Он, тогда, молча, и не особо разговаривая, о, чем-то думая сам с собой, вытравил на длинной цепи бортовой правый якорь, и все веревки с пристани. И уже суетился с оснасткой «Арабеллы» наверху, бегая взад и вперед по палубе яхты.
Мы шли южнее Багамских островов. Туда, куда, вообще, никто не заглядывал. Ни корабли, ни яхты.
Преследователей не было видно. Вот уже больше суток. Был ясный хороший с хорошей погодой день.
Я отдыхал, сменившись от управления яхты, и она опять по приказу компьютера за секретной дверью винного полированного шкафа, шла автоходом, лавируя и гудя, и хлопая на ветру парусами. Перекладывая свои треугольные кливера. То влево, то вправо, меняя каждый раз свой курс. Помню, как гудели и скрежетали в натяжение струной нейлоновые с металлизированной основой тросы. Как раскалилась на горячем солнце красная нашей яхты лаком покрытая палуба. И по ней невозможно было ходить босиком.
Было на часах час дня.
Дэниел научил меня работать с компьютером и автоматическим управлением «Арабеллы». Я, вероятно, об этом уже говорил и еще раз повторю. Это было не сложно. А, я его подтянул по морским картам, и уточнил местоположение предполагаемой гибели рейса ВА 556. То, была сеть из небольших совсем необитаемых скалистых населенных одними альбатросами островков. Где и спрятаться, почти нельзя было от бури, как и от вероятных врагов.
Я помню, как нас в этом последнем двух дневном походе сопровождал по борту «Арабеллы» целый косяк макрели и стайка шустрых, и вертких белобоких дельфинов. Дельфины, подныривая под яхту, и выскакивали из воды у самого ее носа. Обливая в падении нас с Дэниелом океанской водой.
— Вот непоседы! — кричал мокрый от этих брызг, довольный и счастливый такими игривыми попутчиками Дэни — Наверное, до конца будут с нами теперь!
Он показал своей двадцатисемилетнего латиноамериканца мулата загорелой до черноты рукой, мне стоящему рядом с ним у самого волнореза с выгнутыми и натянутыми, как парашют косыми кливерами на вожака стаи.
— Это все он баламутит! – произнес, крича мне через шум волн Дэниел -Зараза!
Он засмеялся, а с ним и я хохотал на весь океанский простор. Глядя на балующихся перед нами в стае макрели дельфинов.
— Когда мы шли мимо Гаваев, видели касаток и серых китов — произнес, снова очень громко Дэниел, любуясь игрой прыгающих дельфинов перед носом нашей яхты.
В этот самый момент, вероятно напуганный дельфинами, выскочил, также высоко серебрящийся на ярком полуденном Солнце полосатой чешуей с острым, как бритва гребнем плавником на спине остроносый скоростной марлин. Он, в погоне за макрелью, просто вылетел, впереди нас на огромной своей скорости из воды, проплясав на хвосте перед нами свою красивую сальсу. И, оставляя громадный водяной бурун, ушел как подводная лодка в океанскую глубину.

***
Мы были уже третье сутки в открытом океане. И не было вокруг нас никого. Далеко оставив за собой обитаемый рыбацкий островной архипелаг, мы шли в южном направлении к безымянным необитаемым островам.
По морской карте и карте перелетов авиакомпании «ТRANS AERIAL», где-то, именно здесь и должен был упасть борт ВА 556. Я с Дэниелом и Джейн сравнивали обе карты. И делали свои предположения его гибели над этим районом.
Самолет сделал странный большой и непонятный маневр, по своему сообщению, возможно уклоняясь от чего-то, вполне возможно, от непогоды. И связь с ним пропала над теми островами. Это был приличный многокиллометровый крюк. И очень далекий от авиационных маршрутов.
Случилось, что-то, что его сюда могло занести. И мы были все вместе уверены, что мы узнаем его тайну. И тайну гибели более четырехсот человек и экипажа BOEING -747.
Дэниел и Джейн очень хотели узнать, где упокоился их родной отец. И узнать, кто виноват в его смерти, как и смерти всех, кто был на этом погибшем и пропавшем в океане самолете.
Странно, но преследователи, словно пропали. Их и духу казалось, уже не было нигде.
Дэниел готовил свои новые к спуску под воду акваланги. Я помогал ему в его работе. И нес в основном вахту в управлении «Арабеллой», и ее оснасткой, уже не хуже Дэни. Моя красавица Джейн, занималась со мной любовью то в своей, то в моей каюте. И готовила нам на камбузе еду.
Там, по-прежнему, грохотала рок-музыка моей любимой Джейн.
Иногда ее сменял на кухне сам Дэниел. Я тоже, стал в помощь приобщаться к общей кухне. И стал помогать, хоть иногда, моей Джейн в готовке и другу Дэниелу.
— Смотрите! — прокричала, радостно Джейн, выйдя наверх на палубу, и показывая нам с Дэниелом на воду, чуть поодаль от яхты — Дельфины!
— Правда, красавцы сестренка?! — прокричал ей Дэниел.
— Правда, Дэни! — ответила, крича, перекрикивая шум волн моя Джейн.
Она, пританцовывала, сверкая голыми коленками и виляя красивой своей попкой и крутыми загорелыми ляжками и бедрами, снова была одета в легкие короткие джинсовые летние шорты, плотно обтягивающие ее крутые загоревшие до черноты девичьи, блестящие на солнце бронзовым, как и у Дэниела отливом красивые полненькие ноги.
Джейн была сейчас в топике. Укороченной легкой летней белой майке. Из-под низа которой, она сверкала своим круглым живота пупком. Ее распущенные ранее, после очередной ночной любви со мной, длинные черные, вьющимися локонами волосы развивались, снова как змеи на сильном попутном ветру из-под красной с козырьком кепки-бейсболки. И блестели на ее маленьком милом загорелом смуглом американки южанки девичьем личике как беспросветная бездна океана красивые глаза.
Моя красавица Джейн оперевшись о защитные перила лееров борта, выгнувшись в спине как дикая кошка. Гибкая и безумно, снова красивая смотрела и смеялась, глядя на прыгающих из воды с левого борта «Арабеллы» стайки белобоких тихоокеанских дельфинов.
— Они, словно ведут нас! — прокричала, громко, снова Джейн нам двоим, копошащимся у водолазного оборудования яхты.
— Они берегут нас от опасности! — прокричал ей Дэниел.
— Дельфины, это дети моря! — добавил я и посмотрел на свою Джейн, многозначительно намекая о детях. Она посмотрела, не снимая темных солнцезащитных очков на меня, и повернулась лицом снова к океану.
Я понял, что это значило. Наш секс. Дети.
У Джейн было прекрасное настроение. Она подмигнула мне и крикнула Дэииелу, чтобы тот побыл какое-то время на верхней палубе один и без меня. Лишь позднее я понял, в чем было все дело. Джейн с родным своим братом просто договорилась.
— Любимый! – произнесла она, громко мне – Я жду тебя минут через двадцать в трюмной гостиной яхты!
— Хорошо, любимая — отозвался я и посмотрел в ее сторону, как преданная собака влюбленными глазами.
Она ушла быстро вниз и внутрь нашей летящей по океанским волнам скоростной круизной большой яхты, исчезнув в самом жилом, где располагались каюты трюме.
Джейн знала, о чем я говорил. Мы завели речь прошлой ночью в момент отдыха между ласками о детях. Джейн сама завела этот разговор, и я его поддержал. Она хотела стать матерью, как и ее с Дэниелом, давно уже покойная мать. Она хотел детей, и хотела от меня. Но, это только все после того как все будет сделано. Она знала, что скоро, возможно забеременеет, и я буду отцом ее детей. Это просто неизбежно, без презервативов и противозачаточных средств, но любовь штука безумная и Джейн не могла с собой ничего поделать. Женщина, есть женщина!
— Любовь погубит меня — тихо, как-то сказала она мне, прошлой ночью, лежа со мной, и обняв меня в постели. В нашей теперь ставшей общей для двоих влюбленных жилой корабельной каюте — Я хочу уберечь тебя от ее последствий.
Я, тогда не понял свою Джейн. Совершенно не понял в чем и почему?
— Я закружила тебе голову, любимый мой — произнесла она мне — Я погублю тебя и себя такой безудержной любовью. Твое русского мужчины сердце не сможет уже полюбить никогда и никого кроме меня, и я это знаю, любимый.
Джейн действительно понимала, о чем говорит, от того, что знала о своей гипнотической безукоризненной женской красоте и боялась окончательно меня свести к полному сексуальному безумию. Она видела, как я превращаюсь в нечто дикое и неуправляемое в момент нашего с ней секса. И хотела меня предупредить этим. Она и сама была уже больна мной. И не могла ничего с этим поделать. Любовь с первого взгляда!
Единственная такая любовь и взаимная неуправляемая между нами страсть, несла нас наобум по Тихому океану. И куда все это нас вынесет, мы понятия не имели. Эта обреченная любовь! Наша любовь!
— Но, любовь с тобой это безумное счастье для меня как мужчины! -произнес ей я, целуя ее в губы, и занимаясь с Джейн любовью — Я души в тебе не чаю. И счастлив, что у меня такая шикарная женщина!
Мог ли я, мечтать о чем-то еще?! Я готов стать отцом наших общих детей, Джейн, если такое случиться. Хоть я русский, ты латиноамериканка. Я безумно люблю тебя, моя малышка!
Позднее, я стал понимать, что Джейн просто теперь боялась, хоть не подавала вида, ни мне, ни Дэниелу. Она боялась за себя и нас обоих.
Она рассуждала и как женщина уже и как будущая мать. Она, теперь не та Джейн, которая была при первой нашей встрече, когда мы были еще совсем чужими людьми. Но нас уже тогда тянуло друг к другу. Джейн чувствовала себя уже как женщина. Взрослая и готовая стать матерью женщина. В нашем скором будущем. Я это сам видел. И Джейн серьезно об этом думала. Она присвоила меня себе, как только я появился на их яхте. И сделала все, чтобы я был ее мужчина.
Я спустился вниз по почти вертикальной лестнице в узкий проходной между каютами длинный до самой кладовки с оружием и душевой коридор. Он был сейчас почти не освещен почему-то. Часть ламп была выключена. Джейн не было видно нигде. Моя любимая, что-то затевала и к чему-то точно готовилась.
— Джейн — я позвал ее негромко.
Было тихо.
— Джейн, любимая! – я позвал уже громче.
Здесь стоял аромат женских приятных на вкус и запах духов. Он ударил мне в голову. Джейн только, что, похоже, ими надухарилась или даже опрыскала все это немаленькое помещение. В этом весьма приятном сказочном аромате что-то было. Когда я их вдохнул первый раз, у меня закружилась сразу голова. Но я пришел в себя. Но все же это как-то повлияло на меня. Побежали какие-то мурашки по всему телу. Было все же как-то приятно и главное на душе тепло. Я ощутил себя здесь как у себя дома во Владике. Как в своей городской оставленной вот уже больше года квартире. Это было для меня здесь впервой. Словно некое колдовство. И духи были из этой серии. До этого все было проще и без этих ароматов. Возможно, был сейчас особый случай. Даже при первой встрече и беседах с Дэниелом и Джейн такого не было. Судя по запаху, это были редкие какие-то эксклюзивные духи. И все как-бы было окутано женским сейчас теплом. Теплом Джейн ее молодого красивого гибкого загорелого на жарком летнем солнце тела.
— Проходи в главную каюту! — Я услышал ее откуда-то издалека ее голос. Из жилой соседней с каютой Джейн полуоткрытой каюты. Джейн там, видимо переодевалась. Я не стал к ней подходить, а пошел дальше по коридору в главной большой гостиной каюте, где был винный из красного дерева шкаф.
— Любимая моя, это что? — я произнес ей – Почему тут мало света? Я так запнусь о, что-нибудь и рухну на пол.
— Не рухнешь. Смотри под ноги и все — Джейн раздался в мою сторону голос.
Я был несколько даже растерян от особой созданной здесь в каютном трюме обстановкой. Интимной обстановкой. Этой странной загадочной полутемнотой. Что устроила тут Джейн. Это было что-то особенное. Действительно интимное.
Иллюминаторы были плотно все задраены. И было уже душно от горящего пожирающего воздух огня свечей. В целом климат был жаркий. Но я не стал ничего трогать, боясь хоть что-то испортить.
— Джейн – я снова позвал ее.
— Это сюрприз — она произнесла мне – Я скоро. Проходи в главную комнату и жди меня.
Я открыл дверь и вошел в гостиную кают кампанию яхты «Арабеллы». Я тут же и сразу, увидел богато сервированный с ликероводочными изделиями тот столик. Возле дивана и двух кресел, расставленных по его сторонам. Все было, в общем, узнаваемо, но и не совсем. Одно кресло было немного вперед выдвинуто.
— «Как видно, для меня» — подумал я.
Джейн тут что-то точно затевала и для меня.
Яхту нашу на волнах качало, и звенели стоящие рядом впритык некоторые на столике стеклянные под вино бокалы. А по всей комнате горели пылающие огнем свечи в золоченых подсвечниках.
— «Откуда все это?!» — я думал и был потрясен и удивлен – «Выдумщица, ты моя девочка Джейн. Откуда все это?! Где ты прятала это все, в каких пиратских Джейн Морган сундуках?!».
Я подошел к столику и кожаному возле него стоящему одному креслу.
Посмотрел на полуопустошенный винный с красными дверками шкаф.
И тут вдруг и неожиданно, несколько даже напугав меня, громко заиграла восточная музыка. И я быстро обернулся на легкий шорох за своей спиной. Но не успел ничего понять, как упал в кресло у большого заставленного вином и тарелками с тропическими фруктами столик.
Окутанная практически целиком, в легкое почти невесомое полупрозрачное шелковое белое покрывало до самых ног, некая женщина, просто толкнула меня на него. А сама, очень быстро и легко задом, стуча высокими шпильками каблуками на золоченых танцевальных туфлях, отбежала от меня к входной в каюту полуоткрытой двери.
Устойчивый обильный запах женских духов стоял и здесь. Это меня заводило. Оставалось еще выпить французского или итальянского дорого крепленого вина, что стояло на столе. Это вино предпочитал моя красавица Джейн. Но тут была русская еще водка и мексиканская текила.
Я упал в то кожаное у стоящего здесь столика то, чуть вперед выдвинутое кресло.
А она, эта закутанная в белоснежную легкую из шелка вуаль невысокая женщина, стуча по полу и лежащих, на нем коврам высокими шпильками золоченых туфлей, вновь быстро подбежала и встала передо мной. Восточная танцовщица быстро и красиво, сбросила своими же руками со своей женской головы то покрывало. И я увидел свою красавицу и любовницу Джейн. С распущенными по плечам, груди и спине длинными вьющимися черными завитушками и густыми локонами волосами. В золоченом сверкающем на голове венце, похожем на корону некой волшебной сказочной восточной королевы. Украшающей ее волосы и голову. Особенно девичий загорелый смуглый лоб, своим посередине большим бриллиантом над ее изогнутыми черными бровями. Этот венец ярко сверкал в свете горящих в каюте зажженных восковых расставленных кругом свечей в красивых золотых подсвечниках.
— «Бог Мой! Да откуда же все это?!» — я просто был потрясен всей созданной здесь обстановкой и всем вокруг – «Джейн, ты полна тайн» — прозвучало в моей мужской русоволосой русского моряка голове. Я понял сразу, что Джейн затевала сейчас здесь и зачем.
— Володя, любимый мой — произнесла мне моя Джейн, по-русски. Она уже говорила со мной на моем теперь языке. Стараясь выговаривать четко каждое слово. И я порой даже забывал, что Джейн американка.
— Ты, моя королева — произнес я ей, уже очарованный ее таким необычным видом восточного беллидэнса и танцовщицы живота.
— Нет, это я сейчас твоя рабыня — произнесла она мне – Любящая, верная и преданная до самой смерти. А ты мой повелитель и господин. Это все для тебя. Это все ради нас и нашей любви.
— Джейн, любимая. Ты просто… – произнес я потрясенный ее красотой, словно увидев в первый раз и заново.
— Замолчи – она произнесла мне – Больше ни слова. Говоришь, твоя Тамала Низин, та египтянка из Гон-Конга, лучшая танцовщица, чем я? — произнесла моя любимая красавица, рабыня и танцовщица мне – Сейчас увидим, кто лучше — произнесла мне Джейн Морган.
Застучали громко и оглушающе барабаны, и полилась красивая тягучая арабская музыка. Застонала надрывно флейта. И Джейн, сбросила с себя и раскрыла передо мной ту закрывающую ее почти совершенно голое в красивом плотном загаре женское гибкое в талии тело. Она вся, и как бы, не спеша, в ритм медленной тягучей музыки и ударам барабанов, поплыла в мою сторону и закружилась передо мной, раскрыв свои в стороны девичьи в золоченых на утонченных запястьях браслетах руки, с тем по сторонам раскрытым, летящим по нагретому горящими свечами воздуху легким покрывалом. Она закружилась, стуча своими золочеными шпильками туфельками пополам каюты и по постеленным в большой трюмной главной каюте красивым коврам. На руках моей любовницы рабыни и танцовщицы были на ее утонченных, но сильных женских изящных пальчиках надеты звонкие музыкальные круглыми чашечками сагаты. Они громко зазвенели в этой большой гостиной каюте в ритм барабанов и музыки.
Потом медленная музыка сменила свой ритм на, более живой и напористый. И моя красавица, любовница Джейн, вся за извивалась передо мной, как дикая необузданная пустынная змея. В стиле беллидэнса и танце живота, сверкая своей бесподобной девичьей молодой красотой, и почти полной своей наготой гибкого изящного тела.
Я был мгновенно очарован и околдован этой красотой и этим танцем. Я пытался сравнить Тамалу и Джейн, но не мог. Это теперь было одно просто лицо. Мне было сложно сравнивать. И Тамала Низин и Джейн Морган были невероятно обе хороши. Только Тамала была в том ресторане «МОРСКАЯ МИЛЯ» в Гон-Конге за много морских миль отсюда. А Джейн была здесь и передо мной. Влюбленная в меня до дикого просто сумасшествия, готовая, на все ради меня и своего любимого.
И даже вот на такое…и все ради близости и любви. Извивающаяся словно дикая пустынная змея. Королева всех змей. Моя песчаная эфа, гюрза и кобра. Я выпил сразу залпом от нахлынувшего сексуального возбуждения французского вина и мой рассудок затуманился. А в штанах и плавках русского тридцатилетнего моряка то, что торчало, оголилось от верхней плоти за самую уздечку, раздулось и зашевелилось. Стало вырываться из штанов и плавок наружу, но тугой шелк удерживал любовника безумца, пока его хозяин восторгался танцем своей любимой.
Здесь внизу в большой трюмной гостиной каюте, при, расставленных по ней пылающих в полумраке свечей. Громко звеня круглыми металлическими чашечками сагатами нанизанными на изящные цепкие пальчики своих оголенных загорелых до черноты девичьих в золоченых браслетах на запястьях рук. Очаровывая меня и околдовывая танцем живота. Шурша как ползущая по пустынному песку дикая змея, веером разноцветного раскачивающегося в разные стороны на золоченом, застегнутом замочками, где-то сзади лифчике пришитого и прикрепленного сверкающего бисера и монет. Тоненькие лямочки, которого, на женских плечах, стягивали девичью трепетную женскую почти навыкате стиснутую в плотном окрасе солнечного ровного загара блестящую в каком-то масле или смазке грудь.
Джейн была вся в этой смазке, масле. От головы до изящных своих загорелых девичьих ног. Это было кокосовое пальмовое масло. Его тут на нашей «Арабелле» было вдоволь. Дэниел его применял то туда, то сюда. Оно впитывалось быстро в живое человеческое тело и делало его скользким и блестящим, что и нужно было Джейн. Оно и смывалось легко под горячим душем с хорошим мылом. Джейн им вымазалась более даже чем. Так что, просто лоснилась и переливалась как настоящая змея своей чешуей. В таких придумках и изобретательности женской голове нельзя было отказать. И все для меня. Для того, чтобы в очередной раз возбудить и свести русского моряка Владимира Ивашова с ума как мужчину. Равно как и в плавках и штанах его детородный мужской член, который уже стоял там торчком и твердым как стальной орудийный пушечный шомпол.
Джейн стала выделывать передо мной красиво круги своим женским полненьким животом. Вращая им и на нем кругленьким пупком. Под которым, красовался, сверкающий золотом. Опущенный сильно вниз на самые практически бедра девичьих красивых загорелых до угольной черноты ног, громыхающий монетами и бисером опоясывающий гибкую фигуру Джейн, не широкий, но красивый как сама танцовщица живота поясок. Надетый на полненькую и широкую в увлекательном эротическом круговом движении танца женскую загорелую попку и загорелые до угольной черноты бедра. Под самый крутящийся кругами под барабаны и стонущую флейту опоясывающий понизу самой талии всю в гибком музыкальном движении фигуру моей танцующей танец живота красавицы танцовщицы востока Джейн. Любвеобильной моей неукротимой до любовного остервенения и сумасшествия двадцатидевятилетней сучки и самки. Там же внизу на том пояске по сторонам развевалась белоснежная полупрозрачная из шуршащего шелка длинная до полов и золотых танцевальных на высокой шпильке туфлей юбка вуаль. Завораживая, мой мужской уже порядочно пьяный от выпитого крепленого французского дорогого вина, развратный и греховный в неистовой любви своего любовника взор, мельканием тех голых загорелых до угольной черноты ног, мечущихся под восточную громкую музыку и барабаны, в танце мелькающих перед моими глазами. Там же под сверкающим золотом, застегнутом хитрыми замочками увешанном бисером и звенящими монетами танцовщицы арабского востока пояске, замелькали золоченые узкие восточного танцевального костюма плавки. Промеж загоревших до угольной черноты ляжек Джейн, вверх подтянувшие влагалище и ее волосатый лобок. Под белой, почти прозрачной, необычайно легкой, развевающейся от самого верха шелковой полупрозрачной длинной вуалью юбкой. С разрезами по бокам. Врезавшиеся тугими лямками и вырезами в сами женские молодые полненькие задницы ягодицы, ляжки и бедра. Замелькали голые красивые полненьких загорелых ног девичьи колени, голени и упакованные в золоченые красивые танцевальные со шпилькой каблуком стучащие громко пополам туфли с маленькими изящными пальчиками ступни моей черноволосой мулатки красавицы южных кровей. Моей танцовщицы далекого древнего Востока. Страны гор и страны зыбучих песков и песчаных барханов. Страны восточных красивых как сама моя Джейн сказок.
Гремела со всех сторон громкая музыка, сотрясая деревянные переборки летящей по волнам «Арабеллы» и ее стены. В большой гостиной кают кампании всю мебель. Звенела вся вино водочная в бутылках посуда в винном шкафе, и звенели там же стеклянные стаканы и бокалы.
В полумраке освещенной лишь одними горящими свечами большой каюте передо мной извивалась не жалея себя и выкладываясь на всю катушку в своем танцевальном умении в танце живота полуголая невероятной красоты брюнетка танцовщица. Блистая своей красотой ровного плотного почти черного на бархатистой нежной девичьей молодой коже загара. Лоснясь и переливаясь ей в огне таящих и пылающих в золотых подсвечниках свечей всем своим измазанным с ног до головы пальмовым скользким маслом. Как дикая неукротимая сверкая своей переливающейся чешуей любвеобильная змея.
Звенели громко чашечки сагаты в ритм громыхающих барабанов и лилась заунывно и тоскливо восточная плаксивая флейта.
Я не лицезрел в жизни ничего более красивого.
И это шло ей, моей красавице и любовнице Джейн как никому другому. Как ей все ее купальники. К ее гибкой идеальной и стройной молодой латиноамериканки фигуре.
Казалось, она была рождена именно и только для этого. Для этого танца живота. И дикой необузданной и развращенной безудержной греховной любви, и будущего материнства.
По своей сути женщина и должна быть такой и таковой. Ее такой создал сам Бог, как и мужчину, что должен стать ее будущим отцом детей. И о будущем рождении которых, уже мечтал я.
Это было именно ее. Возможно, это даже был Божественный дар. Но Боже! Как это было все красиво! Моя Джейн. Моя пиратка и русалка Нимфа Посейдона, Джейн Морган! Сейчас еще и королева эротического восточного беллидэнса. Танца живота.
Это выглядело как некий волшебный колдовской обряд. Некое колдовское порабощение. Мое, и меня. Порабощение моего разума и сердца.
Джейн знала, что сейчас творила и делала. Женщина южных латиноамериканских горячих кровей. Ее ревность была не беспочвенна. И она доказывала сейчас мне это в этом любвеобильном завораживающим рассудок мужчины танце. Практически нагая. Вся перемазанная с ног до головы и миленького смуглого девичьего личика пальмовой маслянистой, впитавшейся в ее загорелую до угольной черноты нежную девичью бархатистую и без того гладкую идеальную кожу, скользкой блестящей смазкой. В этом своем восточной танцовщицы золоченом красивом наряде. Вероятно дорогом, и сделанном на заказ. Вместе с золочеными на высокой шпильке туфлями, коих я ранее еще в платенном шкафу моей красавицы Джейн не видел. Как не видел такого шикарного ее танцевального наряда. Да и, вообще, здесь вокруг всего.
Это все хранилось отдельно и от основной ее одежды. Вероятно в другой жилой каюте и тайком. Она берегла этот обалденный сверкающий золотом костюм и туфли. Вероятно как память.
Джейн потом мне призналась, что порой вспоминая прошлое, и когда была чуть моложе, здесь на яхте уже в океане сама с собой занималась беллидэнсом. Чтобы не терять свою форму и умение. А вдруг пригодиться. И вот пригодилось. Теперь это очаровывало меня и сводило с ума как сама красота моей девочки и страстной любовницы Джейн.
Теперь все для одного меня. Русского моряка Владимира Ивашова.
Моя восточная танцовщица красавица рабыня как перед своим турецким султаном или Арабским шейхом, красиво выделывая круги своим голым почти черным от загара животом. Виляя из стороны в сторону своей широкой женской полненькой загорелой ягодицами задницей. А между разрезами парящей по воздуху легкой вуали. С двух сторон. И просвечиваясь под той тканью, той шелковой длинной юбки, мелькают девичьи в танце в ровном солнечном плотном загаре стройные ноги. Моей возлюбленной наложницы Джейн. Передо мной громко звеня на красивых пальчиках музыкальными чашечками сагатами загорелые до угольной черноты, смазанные пальмовым скользким маслом, как и все ее, рабыни любви и танца живота гибкое голое тело, вырисовывают замысловатые красивые движения в золоте браслетов девичьи руки. Мелькают колени загорелых ног, изящные почти черные как у негритянки ляжки и бедра. Стучат о корабельный в большой главной каюте пол своими высокими шпильками на прелестных с красивыми пальчиками ступнях моей танцовщицы востока, по красивым расстеленным коврам сверкая золотом танцевальные туфли. По воздуху парит легкая полупрозрачная шелковая длинная до самого пола юбка вуаль, прикрепленная к одетому на уровне низа извивающегося женского живота звенящего монетами и бисером золоченого пояса.
В этой большой трюмной кают кампании, где гремела сотрясая стены и переборки круизной парусной яхты «Арабеллы» стоял аромат тающего в жарком огне воска и женских нежных дорогих редких духов. К нему прибавился еще и аромат вкусного, но крепленого французского вина. Большой бутыль, которого, я уже опустошил и принялся за второй. Это было итальянская большая темная бутылка. Я открыл ее, не сводя очарованных мужских своих глаз с мой красотки Джейн. Что сводила меня просто с ума этим своим необычайно искусным, волшебным и сказочным беллидэнс восточным танцем.
Это было просто невероятное зрелище, от которого нельзя было оторваться, а только восторгаться и восхищаться всем, что сейчас здесь происходило.
Как мне позднее скажет моя Джейн Морган – Да так, делать было нечего, вспомнила свою беззаботную школьную молодость. Танцы до упада. Как очаровывала парней у себя в Америке. Вот и решила с утра просто развлечься снова очарованным мужским восторженным взглядом, отовраться на всю катушку. И это все для тебя, любимый.
Мы были так сейчас увлечены друг другом, что не замечали даже легкой бортовой качки летящей по волнам на своем торчащем под синей водой большом киле «Арабеллы».
В такт громыхающим наверху парусным канатам и нейлоновым на металлических креплениях тросам. Скрипящему всему корабельному такелажу нашей «Арабеллы». Да качающимся бортовым леерным ограждениям. Хлопанью на ветру наполненных ветром Тихого океана больших белых треугольных парусов. Звенели звонко в такт барабанам и музыке чашечки сагаты на изящных тонких цепких пальчиках Джейн. Качалась по сторонам в золоченом узком и тесном лифчике почти навыкате полненькая загорелая Джейн грудь. Звеня бисером и монетными обвесками. Развевалась белоснежная полупрозрачная легкая как воздух шелковая юбка вуаль на звенящем в монетах и шуршащем бисере сверкающем золотом на гибкой девичьей талии пояске под которым мелькают золотом подтянувшие волосатый с вагиной врезавшиеся в загорелые девичьи ляжки тугими вырезами узкие плавки. Красивые моей танцовщицы и рабыни в бедрах, коленях, голенях любовницы ноги, просто выписывали вместе с ее голым животом потрясающие воображение и мужское зрение движения.
— «Тамала Низин, египетская танцовщица из того портового разгульного ресторана «МОРСКАЯ МИЛЯ» Гон-Конга» — я сравнивал в своей уже пьяной голове – «Нет, не Тамала Низин. Это моя Джейн Морган».
Но сходство было просто поразительным. Как и сам восточный потрясающий красивый совратительный сексуальный искусный этот танец, подаренный сейчас, как и тогда, мне своему любимому и самому дорогому мужчине.
Джейн обещала мне это. Но я не принял это в серьез. Думал, что она просто поревнует и забудет. Нет, не забыла. Ее к этому спровоцировали эти уже для нас далекие в Тихом океане острова рыбаков. И танцующие и виляющие голыми бедрами ног и молодыми своим девичьими своими полненькими такими же оголенными ягодицами задницами у большого костра туземки молодые девки. Джейн вспомнила, ревнуя меня к ним, что я говорил про танцовщицу живота египтянку Тамалу Низин. И вот. Это действительно было чисто женское.
Я налил себе теперь итальянского вина и принялся наслаждаться обещанным.
Джейн, таким образом, решила мне напомнить о том разговоре. приблизившись в танце, она мне произнесла нежно и сладко — Говоришь, твоя Тамала Низин лучшая в танце живота? Я тебе обещала доказать, что я лучше — произнесла мне ревностно и любовно моя Джейн Могран, мигнув мне своим карим, практически черным как у цыганки Рады женским правым красивым глазом и чмокнув меня своим воздушным на расстоянии любовным жарким поцелуем алых нежных девичьих губок – А как тебе вот это?
Она быстро и изящно, развернувшись ко мне спиной и изогнувшись в гибкой спине, просто с легкостью и даже не напрягаясь, запрокинулась назад и практически переломилась в узкой гибкой своей девичьей талии. Выпячивая вверх пупком свой загорелый голый вращающийся кругами, дергающийся, словно в погибельной агонии и судорогах под ритм барабанов и музыки женский полненький живот. Выделывая замысловатые в движениях волны своими руками и звеня сагатами. Как пойманная в руки ловца змей, загнанная в угол, еще сопротивляющаяся змеелову, австралийская черная ядовитая Мамба. Изогнувшись так, что ее черноволосая, смуглая загоревшим девичьим лицом в золоченом короне бриллиантовом венце голова, оказалась на уровне ее широкой женской любовницы самки и сучки полненькой загорелыми ягодицами задницы. Буквально коснулась ее своим затылком. По сторонам закачались в тугом золоченом лифчике женские полненькие с твердыми внутри его скрытыми черными сосками загорелые до угольной черноты бархатистой нежной кожи груди. И повисли перед моими глазами. Бултыхаясь и чуть не вываливаясь из того узкого, как и плавки лифчика. Руки же Джейн, звеня сагатами, выделывая змеиные извивающиеся движения, то в мою сторону, подымаясь вверх над качающейся по сторонам моей Джейн полненькой девичьей в ровном плотном идеальном загаре грудью, то раскинувшись по сторонам.
Восточная танцующая наложница падишаха любимая танцовщица рабыня, отдавалась мне, своему владыке и господину. Закатив свои карие и практически черные, под веки, утонувшие в блаженстве страсти и любви, ритме музыки колдовские красивые под черными изогнутыми бровями очи. Ее красивый сладострастный украшенный алыми губами рот приоткрылся и украсился в красивом блаженном оскале ровных идеальных белоснежных зубов. А на загоревшем смуглом как сама Джейн девичьем личике и подбородке красиво обрисовалась посередине глубокая ямочка. Свесив к моим ногам свои извивающиеся, как и она сама в образе дикой любвеобильной развращенной самки сучки змеи, свивающиеся колечками длинные практически касающиеся ковров и пола черными смоляными локонами волосы. Джейн выписывала голым в блестящей скользкой смазке животом между лифчиком, поясом и плавками, изящные потрясающие морские волны и круги. Удерживая каким-то невероятным чудным способом, свое равновесие в противовес широкой женкой попке, практически переломленной пополам в позвоночнике свою узкую голую спину. Сохраняя твердую опору ногами на высокой шпильке каблуков туфлей под белоснежной легкой полупрозрачной юбкой вуалью.
Моя Джейн впала в любовный танцевальный транс, отдавшись полностью танцу и самой музыке. Я это видел, хоть и был уже порядочно пьяным. Я в ритм звучащей музыки и барабанов громко хлопал и аплодировал ей, потрясенный любимой своей просто сказочной женщиной. Все, что было связано исключительно с одной любовью, это и была моя красавица Джейн.
Сейчас ее лицо было ко мне так близко, что я, казалось, был должен ее поцеловать. Но я не смел, нарушать это организованное любимой моей сказочное восточное музыкальное представление, и для одного лишь меня.
Из приоткрытого и оскаленного белыми зубами рта Джейн до меня доносился тяжкий любовный грудной женский стон, и долетало ее жаркое натруженное любовное как в нашем с ней безудержном сексе дыхание.
В следующую минуту, будто потеряв свою твердую надежную опору, Джейн, согнув в коленях красивые свои полненькие ноги, вдруг, упала передо мной на пол. Уронив свою в золоченом бриллиантовом венце девичью черноволосую голову к моим ногам. Она заползала под моими ногами, из стороны в сторону. Разметав свои длинные вьющиеся по сторонам и коврам волосы. Тут же бешено извиваясь и дергаясь судорожно в ритм барабанов под музыку. Раскинув свои по сторонам руки и звеня сагатами, Джейн стала вытворять такое свои голым перед моими очумевшими глазами загорелым до угольной черноты женским полненьким в пальмовой скользкой смазке животом. Вращая его кругами то вправо, то влево. Выделывая морскую волну туда и обратно. И одурманивая конкретно уже пьяного меня дикой безумной судорожной тряской.
Музыка лилась со всех сторон. Это звучал в большой кают кампании музыкальный усиленный усилителями японский центр «SONNY». Здесь был телевизор и оказывается еще музыкальный центр, о котором я пока не знал и его не видел. Он был спрятан в глубокую в стене нишу тоже с дверками из красного дерева. А мощные звуковые грохочущие заглушающие даже шум за бортом океана стерео колонки вмонтированы в стены главной кают кампании яхты.
Работала квадросистема с четырех сторон, что делало это красочное любовное музыкальное представление вообще божественно волшебным. Этакие сказки Шехеризады. Это был не тот в каюте Джейн кассетный магнитофон. От него бы не было такого эффекта. Это было нечто!
Здесь в полумраке при горящих тающих от огня свечах и в душном пропитанном разными терпкими запахами воздухе.
В это время в нагретом свечами спертом воздухе, замелькали снова в танце страсти и любви девичьи голые в золоченых браслетах на тонких запястьях руки. Они были мокрыми от выступившего жаркого пота. Блестели и лоснились в тускловатом свете поедающих животворный воздух в главной каюте горящих свечей. Джейн не щадя себя и изводя в этом красивом, но безудержном танце, была мокрой от выступившего и текущего по ее телу пота, что струйками бежал вниз от самой девичьей шеи, плечам, груди, по животу, по ногам и рукам. Играя звонкими сагатами в такт красивой заунывной восточной музыке. Гудели гулким ритмичным громким шумом барабанам, и пела свою печальную восточную песню надрываясь звонкая флейте. Джейн даже здесь безжалостно к самой себе отдавала всю себя мне, уставая в этом любовном танце как в любовной близости.
Из-под надетого на голове золоченого, как корона венца, сверкающего большого на лбу бриллианта и черных изогнутых бровей сверкали теперь Джейн черные, как у колдуньи обворожительные глаза, неким глубинным как океанская бездонная бездна гипнотическим светом в полумраке с горящими и пылающими свечами в интимной обстановке каюты. Зрачки рабыни и танцовщицы востока Джейн от перевозбуждения расширились, как у дикой кошки и казалось, остекленели как у мертвеца. Они мне казались даже неподвижными. Как у кобры, что повинуясь музыке флейтиста заклинателя и своему танцу своего гибкого змеиного тела сама околдованная звуками музыки не в силах уползти и сопротивляться этому. А лишь танцевать и дергать своим чешуйчатым блестящим животом. Как моя Джейн.
На какую-то минуту мне стало даже сейчас не по себе.
Если бы я знал, что происходит со мной в те самые минут и вообще тогда. Где я нахожусь и с кем? Но, поверьте, лучше именно в такие минуты ничего вообще не знать.
А я, налил себе еще один большой стеклянный боках еще до самого верха крепленого итальянского вина и не заметил, как осушил и эту бутылку.
По большой трюмной гостиной большой каюте распространился аромат женского тела, заглушая аромат духов и прочие запахи. Он смешивался со всем, что витало в воздухе. Я вдыхал их и разогревался от этого сильнее.
Это все была моя Джейн. Она звала меня к себе. Но пока танцевала, была мне недоступна.
Но в следующую минуту, снова сменился сам ритм музыки.
Джейн, вся уже мокрая от текущего горячего по телу пота, лоснясь в пылающем свете свечей, смазанная, пальмовым втертым в ее загорелое почти черное женское тело маслом, скользкая и потрясающе красивая. Очень быстро встав на колени, а потом на свои ноги тут же опять закружилась передо мной, и вокруг большого тут стоящего столика, дивана и еще одного кожаного кресла. Описывая большой круг по большой кают кампании, ловко, не задевая в ней ничего. Снова диким бешенным волчком, кружась и развивая свою до золоченых плавок длинную шелковую легкую юбку вуаль. Сверкая голыми загорелыми бедрами своих ног, коленями и ляжками. Стуча снова каблучками шпилек своих золоченых на полненьких ногах туфлей по полу каюты и расстеленным коврам. Извиваясь животом и сотрясая сам спертый, ставший жарким удушливый с запахом любвеобильной женщины воздух в этой большой гостиной каюте своими трепыхающимися девичьими полненькими грудями. Обвешанная вся сверкающим золотом в огне пылающих расставленных восковых по всей каюте свечей, и оглашая громким звоном всю гостиную большую комнату нашей «Арабеллы» музыкальными круглыми металлическими чашечками сагатами. Тяжело натружено дыша и любовно стеная, моя любовница девочка Джейн, выписывая, кружась, целые круги, восьмерки и знаки бесконечности по всей каютной большой комнате. Пролетая большими виртуозными круговыми красивыми вращениями, словно парящий теперь с крыльями мотылек на своих золоченых сверкающий туфлях, то мимо меня, то вокруг заставленного фруктами и вином небольшого столика.
— И последнее, но не в последнюю очередь, любимый мой! – произнесла, уже притомившись, порядком, но уже громко Джейн, пролетая, как комета в беллидэнсе мимо меня. И расстегнув, кружась, сорвала с себя свой тот в монетах и бисере золоченый от танцевального восточного костюма тугой и поддерживающий трепыхающуюся женскую грудь лифчик.
Она, остановившись напротив меня. Быстро и глядя на меня игривыми черными влюбленными развратной сучки любовницы, очнувшимися от некоего гипнотического сна и транса глазами. Стянув с потных и загорелых девичьих молодых плечей его тонкие лямочки. Заманивая меня к себе, Джейн тотчас и следом, расстегнув на спине своими утонченными шаловливыми девичьими пальчиками какой-то там замочек. Освободила от него бултыхающуюся в нем, по сторонам, полненькую, почти черную, как у негритянки от плотного ровного загара с торчащими возбужденными твердыми черными сосками женскую трепыхающуюся уставшую от танцев и изможденную пленом узкого лифчика грудь. Обильно мокрую в ручейках текущего разгоряченного пота. От самой ее женской тоненькой шеи, из-под раскинутых во все стороны свивающихся мокрыми колечками черных длинных растрепанных и прилипших к почти черному, от ровного солнечного загара женскому телу волос.
Она швырнула тот лифчик, точно делая некий сексуальный мужчине вызов, мне под ноги.
Это было что-то похожее – «На, возьми меня. Я вся твоя. Овладей мной сейчас же, мой мужчина».
Музыка все еще играла, и стучали барабаны. Надрывалась воем своим и свистом восточная флейта. Но представление подходило уже к концу.
— Ну как я тебе, похожа на Тамалу Низин? — она мне произнесла опять, не сводя с меня очаровательных от наслаждения черных совратительных под черными бровями женских глаз, закатывая сексуального их под лоб, в сладостной любовной неге от страстного и дикого перевозбуждения. Громко постанывая и тяжело дыша, Джейн, вновь вся за извивалась, болтая специально по-цыгански по сторонам своей той совершенно голой девичьей молодой двадцатидевятилетней красавицы латиноамериканки южанки грудью. Сняв со своих изящных утонченных, но сильных девичьих пальчиков свои чашечки сагаты, и отбросив их прямо на пол и ковры, Джейн затрепыхала ими по сторонам перед моими восторженными и пьяными, очумевшими от ее танцев, крепленого вина, возбуждения и жажды любовных утех мужскими глазами.
Ее груди метались из стороны в сторону как у Горьковской цыганки Рады. Перед моими глазами торчащими черными своими возбужденными и готовыми к моим поцелуям сосками будущей матери моих детей.
Джейн обмолвилась, что в роду у них был цыгане. Вроде как бабка была из цыган. Вполне вероятно и возможно, это было на самом деле так. Плюс латинская кровь. Южная кровь. Горячая зажигательная просто смесь, готовая сжечь своей ревностью страстью и любовью все вокруг и погубить в том огне любви даже себя.
Ее глаза, похожие на глаза той цыганки Рады, просто сжигали меня своим обжигающим любовным коварным гипнотическим и жаждущим развратных таких же любовных утех огнем.
Цыганка Рада из повети Горького «Макар Чудра» и фильма, что я видел в ранней своей молодости, вот, кто была моя Джейн. Мое первое сравнение было тогда, когда я ее превый раз увидел более точным. Я даже угадал. Нет, не танцовщица живота египтянка Тамала Низин, нет. Эта моя латиноамериканка южных и возможно даже цыганских кровей. Джейн Морган была так на нее похожа. Несмотря на свой плотный ровный идеальный загар всего девичьего стройного гибкого, танцующего передо мной и извивающегося, как пустынная змея тела. Милого красивого с карими практически черными глазами под изогнутыми черными бровями личика.
Сейчас, украшенного, на голове золотым, как короной венцом со сверкающим большим на лбу бриллиантом. Черными, как смола вьющимися мокрыми колечками длинными почти до самой женской кругленькой ягодицами девичьей задницы волосами. Эти ее извивающиеся в танце в золоченых на запястьях браслетах загоревшие до угольной черноты голые руки. Под юбкой вуалью стройные безупречно красивые голые и такие же загоревшие идеально лоснящиеся сейчас, как и руки в пальмовой смазке ноги. Загоревшее, почти как у негритянки Джейн Морган тело. Ее узкая гибкая в талии спина. Трепыхающаяся передо мной и моими пьяными, околдованными этой красотой глазами полненькая с твердыми торчащими возбужденными и готовыми к сексу черными сосками загоревшая до угольной черноты женская грудь, шея и плечи. И ее выделывающий круги над золоченом в шуршащем бисере и звенящих монетах с круглым красивым пупком полненьких девичий живот. Все это была моя красавица и любовница Джейн, моя цыганка Рада. Что погубила своей неприступной любовью и себя и любимого цыгана Лойку Забара.
Вот на кого моя Джейн была похожа. Моя пиратка и моя русалка Тихого океана. Моя рабыня любовных страстей и танцовщица танца живота.
Да, в тот момент, я именно так и думал. Даже сильно уже надравшись этого французского и итальянского крепленого вина пьяным.
Я вдыхал душный запах от таящего в свечах от огня воска. Женских духов, и еще запах моей утомленной своим танцем живота любовницы Джейн. Устойчиво распространяющегося на всю кают кампанию. Это был аромат самки и дикой сучки, жаждущей скорой случки. Аромат самой женщины, вспотевшей от эротического страстного любовного танца. Он был более, чем устойчивым сейчас, чем другие запахи среди душного спертого в трюмном помещении яхты воздуха.
Она была бесподобна. Я в ответ покачал своей отрицательно русоволосой русского моряка головой. В неописуемом любовном восторге.
— Ты лучшая! – произнес я Джейн, громко — Что ни говори! Лучшая!
Я хотел ее снова и безумно. И хотел тот, кто был в моих плавках и штанах. Мне сейчас от всех этих потрясающих видов и на радостях, хотелось либо текилы, либо просто русской водки.
Я целиком и в частности, просто, молча, как свихнувшийся дурак, пожирая мою восточную сексапильную танцовщицу своими затуманенными алкоголем пьяными синими русского моряка глазами.
Ее невероятно гибкое девичье тело сотворило и продолжало творить, такое, что я был просто без ума от всего увиденного.
Джейн была лучшей. Лучшей танцовщицей этого страстного и жаркого, убийственного сексуального любовного танца.
Она тяжело дышала и любвеобильно, как при любовно близости стонала. Возбужденно и прерывисто как словно при страстном сексе. Она хотела меня. Хотела моего детородного члена. И чтобы я вошел в нее. И прямо вот здесь в этой гостиной каюте. И прямо сейчас.
— Мой любимый – произнесла Джейн Морган – Я рабыня твоей любви. Мой господин. Я хочу твоей любви сейчас и прямо здесь.
Она была в настоящем сексуальном затянувшемся гипнотическом любовном трансе. Из которого, мог ее вывести теперь только я. И мой естественно детородный мужской член. Моя любимая Джейн хотела снова секса. Безудержного дикого практически животного секса и любви. Я жаждал того же. Уже порядочно пьяный и готовый на все ради такой потрясающей восточной танцовщицы. Обильно и щедро перемазанной скользкой лоснящейся по всему ее нагому женскому загорелому до угольной черноты женскому телу пальмовым маслом моей рабыни змеи.
А когда закончилась восточная красивая музыка и перестали стучать громко барабаны, Джейн, завершив свой любовный невероятно красивый танец змеи, подскочила ко мне и, бросившись в мои мужские жаркие объятья, обхватила меня за шею. Прижимаясь своим обнаженным телом ко мне. К моему торчащему детородному возбужденному в плавках и штанах члену, своим тем лобком и промежностью. И я вновь овладел ей, а она мной. Упав на устеленный коврами пол, мы любили друг друга. Страстно и безудержно. Стаскивая друг с друга одежду. Прямо в этой большой гостиной в трюме каюте, нашей летящей по бурным океанским волнам большой парусной крейсерской мореходной и быстроходной яхты «Арабеллы».
Нам никто не мешал. Дэниел был наверху и занимался вождением. Он был, так занят своей увлеченно работой, что даже не думал пока вниз спускаться.

Безымянный архипелаг

Мы шли вниз за линию экватора. Прошла еще одна ночь. Часы в главной каюте показывали 09:24.
Яхта шла пятые сутки, сотрясаясь всем корпусом на обоих винтах, днищем и килем бороздя под собой океанские волны. Опустив свои все паруса. Двигатели оба работали как часы в главной каюте «Арабеллы». Которые показывали три часа по полудню. Строго по компасу на юг. Ветра так и не было, как не проси. И приходилось использовать оба двигателя «Арабеллы». Ее треугольные парусиновые белые паруса, просто болтались на своих креплениях и тросах из металлизированного нейлона, своими белыми полотнищами как обычные тряпки.
Мы с Дэниелом скрутили оба кливера на бушприте нашей яхты. И запаковали их в брезентовые чехлы.
Я помогал Дэниелу на палубе целый день, и не сводил глаз с моей любимой Джейн.
Я отлюбил Джейн в тот утренний день в трюмной главной гостиной каюте на том ковровом полу просто на Ура! И моя девочка была счастлива как никогда. Она ведь тоже так вложилась в это совместное половое мероприятие. Она была его организатором и затейницей. Не щадя и не жалея себя как женщину. Джейн хотела любви и хотела детей. Я тоже этого желал. Мы когда все закончили и отошли от любовного кайфа, проветрили весь трюм нашей «Арабеллы». От всяких запахов. От нашего удушливого и терпкого любовного пота. Открыв все там оконные иллюминаторы над гладью пролетающих мимо них синих океанских волн.
Мы помылись оба в одном душе и переоделись в чистое белье.
Я хлопнул Джейн по ее круглой девичьей попке, следуя следом на саму палубу нашей яхты. Все выглядело, так как будто там внизу ничего не было и не происходило. Когда были убраны все Джейн сверкающие золотом украшения и вещи восточной танцовщицы для танца живота. Украшенный бисером и золотыми звенящими монетами пояс и лифчик с плавками. Шелковая белая вуаль юбка и на высокой шпильке золоченые красивые для танцев туфли.
Моя девочка танцовщица востока убрала их в свой под кроватью большой кожаный с замками чемодан, закрыв даже на замки и под ключ.
— Я вожу свой танцевальный наряд восточной танцовщицы никому, не показывая. Даже Дэни — произнесла она мне – Хотела завязать с танцами, да не решилась. Любимые мои вещи. Ты единственный, кто сегодня видел его в действии. Скажи, что не было ничего в твоей голове безумного?
Я пожал ей, молча своими мужскими плечами, а она зыркнула на меня своими черными цыганскими латиноамериканки южанки глазами.
Я заулыбался и сильно и крепко обнял ее у лестницы, ведущей на палубу яхты. Я прижался к девице своей русоволосой головой к ее черноволосой голове и потом чмокнул в загорелую смугленькую щечку.
Джейн хотела знать все. Она ведь так старалась. Она говорит, а я молчу.
— Не поверю ни за что? — произнесла мне Джейн – Твой женский окочурник, вон как торчал. Избороздил мою всю вдоль и поперек девичью вагину. Да и следы на коврах наших половых утех — произнес она мне – Пришлось чистить вручную.
— Мне больше понравился наш общий горячий душ – произнес, наконец, ей я. Как ты терла там под струями горячей воды меня и мылила как родная мама.
— Дурачок ты – Джейн произнесла мне недовольно зыркнув на меня своим карими и почти черными, как ночь красивыми женскими глазами.
И она толкнула меня в правый бок своим локтем правой руки. Вид был у Джейн такой, точно обиделась.
— Джейн, ты что обиделась – произнес ей я – Ты просто была Божественна прекрасна. Я до сих пор молчу, потому, что не могу еще отойти от всего, что получил от тебя. Ты такая женщина, что я даже не могу выразить своих всех даже до конца в отношении тебя чувств. Я не знаю даже как так перед тобой объясниться, чтобы ты поняла все, что тебе скажу я, Джейн, любимая. Я вряд ли найду другую, вот как ты такую. Одно скажу, что умру за тебя, если придется. За тебя и твоего брата Дэниела.
Она была довольна и расплылась в своей белозубой улыбке. Уже любовно, но хитро посматривая на меня.
— А как же твоя из Гон-Конга танцовщица живота египтянка Тамала Низин, а? – произнесла мне она — Я в беллидэнсе уделала ее?
Это был ожидаемый вопрос. Но я был к этому уже готов.
— Еще как, Джейн — произнес я ей – И давай забудем ее, как ночной общий неприятный сон.
— Я уже забыла — произнесла мне моя Джейн.
— И я тоже, любимая моя – ответил в ответ ей я.
— Я хочу детей, любимый — произнесла мне следом внезапно Джейн и прижалась ко мне и к моей мужской груди, забросив свои руки и обхватив мою шею – От тебя детей.
— Я тоже — произнес я Джейн, глядя на нее сверху и обхватив за гибкую моей восточной рабыни танцовщицы, русалки и пиратки Джейн Морган талию – Когда все закончим, и ты забеременеешь и родишь мне их, любимая.
— Я хочу много детей — она произнесла мне.
— У нас их будет много – я ей произнес – Сколько сама захочешь.
Джейн была вполне взрослой уже теперь женщиной. Я ее сделал женщиной. Я ей подарил любовь и безумный безудержный секс, и свою любовную близость.
Она взяла мою правую мужскую руку своей правой женской рукой. И провела ладонью по бархатному своей загорелой до черноты кожи правому ноги бедру, опуская ее вниз на ляжку и к укрытой в синих джинсовых коротких шортах промежности. Левую мою руку. Провела ей от круглого живота пупка вверх и к своей девичьей полненькой с торчащими сосками груди. Пропустила левой рукой под низ белого короткого топика.
— Помни и не забывай это — произнесла она вдруг как- то странно мне. Запрокинув вверх свою черноволосую с убранными под красную бейсболку и тянутыми завязкой в длинный хвост черными вьющимися волосами девичью смуглую милым личиком любовницы латиноамериканки южанки голову с ямочкой на подбородке. Глядя на меня невероятно нежными и полными любви глазами.
— Помни меня и Дэниела – произнесла она мне опять.
— Это ты к чему, Джейн? — я произнес, теряясь весь в догадках, но меня это даже возмутило, поставив в непроходимый тупик — Мне это не нравится. Я не люблю таких странных загадок.
Я запомнил это. Но тогда не мог даже понять, что значили те Джейн слова. И что она имела ввиду. Да и дела мне тогда до этого не было. Я был влюблен и счастлив. И мне было по барабану, и плевать даже на преследовавших нашу яхту «Арабеллу» морских гангстеров некоего мистера Смита и его морских пиратов.
— Хорошо забудем тоже — произнесла она мне, как-то тихо и печально.
— Забудем и не произносим больше этого никогда — ей категорически и жестко даже ответил я. И ей, мой крошке Джейн это даже понравилось.

***
Джейн несла вахту. Ей вдруг вот самой захотелось, порулить и постоять у штурвала и руля «Арабеллы». Мы с Дэниелом занимались прочими делами на борту нашего общего судна. Перепроверяя по нескольку раз акваланги и к ним все запасные баллоны. Подводное все дополнительное снаряжение.
Джейн, подменяя нас, то рулила попеременно штурвалом, переключая направление на панели управления парусов, то стояла на самом носу яхты, поставив на полную автоматику наше быстроходное скоростное летящее по волнам судно. То стояла под солнцезащитной откидной крышей «Арабеллы». Одев свои от солнца темные очки. И была теперь уже в одном на тоненьких лямочках, теперь полосатом купальнике. Мелькая своей загорелой женской полненькой ягодицами и широкой задницей. Голым полненьким животом и в купальнике лифчике своей грудью. Виляя загорелыми полненькими бедрами, голенями, икрами и ляжками в лучах жаркого летнего тропического солнца. Хватаясь за ботовые леерные ограждения, Джейн курсировала то туда, то сюда. А я помешанный на любви и на ней, просто любовался своей молодой красивой и бесподобной во всех идеалах девочкой.
Моя Джейн! Моя девочка! Ты присвоила меня себе, как только я появился на этой круизной твоей с Дэниелом яхте. Меня вечно одинокого, никому не нужного мужчину. Мужчину, мечтающему всю жизнь о достатке и тихой мирской жизни. Жизни, где-нибудь на берегу моря. Или в домике на краю таежного леса.
Моя ненаглядная брюнеточка Джейн! Я не сводил с тебя глаз. И ты глядела на меня нежным взглядом своих обольстительных черных как бездна океана девичьих глаз.
Моя красавица Джейн! Моя морская пиратка! Пиратка Тихого океана! Этакая новая Энн Бони! Моя, Энн Бони! – у меня сработала еще одна вдруг в голове ассоциация.
Она стояла, пританцовывая под гремящую из главной гостиной трюмной каюты стереосистемой «SONNY» на весь океан свою рок-музыку на палубе. Музыка лилась во все стороны из открытых настежь бортовых иллюминаторов.
Джейн смотрела в открытый океан, и на стаю несущихся параллельным с нами курсом тихоокеанских белобоких дельфинов. Те не отставали, ни на шаг от «Арабеллы». И давали о себе знать время от времени, появляясь то с левого борта, то с правого борта нашей быстроходной парусно-винтовой белоснежной красивой, как и сама моя Джейн яхты.
— Еще не наплясалась – произнес Дэниел, глядя на свою радостную и довольную хорошей солнечной погодой и спокойным Тихим океаном сестренку.
Он стоял почти рядом со мной, держась как и я за свисающие тросы и канаты с высокой мачты нашей яхты под наполненными попутным сильным морским ветром кливерами и кричать не было смысла. Слышимость была великолепной.
— Хорошо повеселились в прошлый раз – произнес я ему – Вот и пляшет.
— Сделай попроще лицо — произнес Дэниел – По тебе видно. Совсем моя сестренка голову тебе закружила. Она это умеет. Сведет тебя с ума, как тех американских парней в Калифорнии. Она просто, камень преткновения и погибель для мужчин. Но, сестренка ни с кем даже особо не дружила. А они за ней бегали толпами.
— Она просто красавица – произнес я ему — Я люблю Джейн и это не какая-либо игра и шутка, Дэни. Джейн много сейчас для меня значит.
— Я это понял и уже давно. Поэтому не лезу в ваши общие дела. Да и рад за вас обоих – произнес Дэинел – Если у меня все получиться то…
Он замолчал и снова спросил у меня.
— Видел ту девчонку островитянку? — Дэниел спросил у меня.
— Да, Дэни. Миленькая – произнес я ему.
— Я к ней вернусь. Я обещал Танике — он назвал ее мне имя – Она пообещала ждать. А островитянки в душе верные девчонки. Если любовь. И если обещала, то будет ждать.
Я покачал ему удовлетворенно своей русоволосой русского моряка головой. На которой уже порядочно выгорел от лучей палящего открытого солнца сам цвет волос. И она стала, почти беловолосой. Белый цвет к моему загоревшему до черноты телу. Интересный такой своеобразный океанический контраст. Тело загорело, а волосы выгорели. Меня бы сейчас не узнала бы даже, наверное, мать родная. Будь она живой, и вернись я на Родину в свой Владивосток.
«Арабелла» неслась по волнам как стрела на полной скорости, хлопая своими по ветру большими белыми треугольными парусами и громыхая всем своим металлическим такелажем и бортовыми оградительными леерами. пугая летучих рыб, что вылетали из самой воды и пролетев по воздуху порядочную дистанцию, снова падали в синие в пенных бурунах волны.
С учетом той скорости, с какой шла на юг наша «Арабелла», мы должны были быть уже вблизи тех скалистых безымянных островов. Если верить, двум картам, то мы были уже на подходе к ним.
— Яхта вся тряслась от музыки, будто началось в океане землетрясение.
— Барабаны, Дэни. Джейн выкрутила звук на всю катушку – произнес я.
— Мощная квадросистема, правда, Владимир? – спросил Дэниел у меня.
— Достаточно, Дэни — я ответил ему — Оглохнуть можно.
— Я иногда ее включал, когда хотел, что-то послушать здесь на палубе работая в океане открыв иллюминаторы — произнес Дэниел.
— Сильная штука эта фирма «SONNY» — я произнес — Акустика, что надо. Японцы умеют делать свою музыкальную аппаратуру. У нас тоже была неплохая музыкальная акустика. Например «ВЕГА» или «МАЯК».
— Да, но я как-то не люблю этот грохот — произнес Дэниел, не до конца понимая, о чем я, и сосредоточился только на грохочущей из иллюминаторов внизу в большой кают кампании – Джейн любит рок-музыку. Я больше предпочитаю что-нибудь помягче.
На этом наш разговор был окончен. Дальше была просто работа на палубе с парусами и всей оснасткой нашего судна.
Мы стремительно на всех парах к своей цели. Но мне было не до этого. Как назло я простыл и разболелся. У меня проявилась лихорадка. Никогда я еще так ни болел. Наверное, это еще после того купания с Джейн на том тропическом пляже. Возможно, простыл на ночном ветру. И даже водка не помогла.
У меня скакнула высокая температура, и я слег в своей каюте заботливо охаживаемый своей ненаглядной Джейн. Джейн, вообще, боялась, что я подцепил тропическую лихорадку. Возможно, из-за неприспособленности к таким условиям акклиматизации.
— Надо было сделать прививку — сказала мне моя Джейн — Мы как-то про это забыли с тобой, мой любимый. Но я, ни на шаг не отойду от тебя, пока тебе не станет лучше.
Она ласкала руками меня. И прижимала к своей пышной голой нежной женской груди. Она грела меня собой всего трясущегося в дикой дрожи. И лежала все время со мной в моей каюте в постели. Оставив свою пассажирскую жилую каюту. Джейн заботилась обо мне с невероятным усердием. Дэниел тоже в стороне не остался. Он помогал Джейн, разрываясь между судовождением и медицинской помощью.
Я помню, бредил и меня рвало. И я ползком доползал до туалета рядом с душем по коридору между каютами. Словно, получил какое-то отравление. Может я и вправду отравился? Например, морепродуктами.
Может это и не простуда совсем? Хапнул ядку от какой-нибудь рыбешки с нашего рыбного кухонного стола. Запросто. Мне вот и досталось.
Я был похож на ватную игрушку на своих подкашивающихся ногах. И, помню, все время, теряя равновесие, падал, ослабленный. На пол своей каюты. В бреду пытаясь в одиночку встать с постели, и дойти до туалета, когда Джейн ненадолго отсутствовала подле меня.
Это могла быть и инфекция. Как сказала моя красавица Джейн, делая предположения моей болезни. Мог от кого-нибудь из рыбаков заразиться, тогда еще у того праздничного костра в кругу туземцев. Но, только, что-то во мне это пробуждалось. Да, и намеков на заболевание, никаких до сего момента не было.
— Значит, просто отравление — сказал сестренке Дэниел. Глядя на мой с высокой температурой градусник — Просто Владимир отравился, чем-то, здесь из нашей еды. Но чем? Вроде все было съедобное.
— Да, так все же отравление — произнес, весь дрожа от лихорадки я – Выбыл я, похоже, на время из игры Дэни. Это тот вяленый лангуст с теми красными, похоже, креветками, боком мне вылез — я добавил, корчась на кровати от боли в спине и животе перед сочувствующей мне чуть ли не в слезах моей красавицей Джейн.
— Не может быть, Володя. Прошло столько времени уже. Да и я его оставила там, на берегу вместе с той сумкой милый — она вдруг вспомнила — Точно, мы там, тогда все оставили, после той нашей в пальмовой плетеной рыбацкой избушке. Все даже бокалы и недопитое вино. И твою водку Володя. Ты ее в сторону отбросил, и мы ее забыли.
— Вернемся когда — произнес я — Надо будет ее отыскать.
— Ее там уже, наверное, местные распили, если нашли в том сарае — произнесла Джейн — Забудь.
Короче, мы так и не разобрались, вообще, что со мной на самом деле случилось. И лишь оставалось мне продолжать пока болеть и страдать.
Я выполз на палубу подышать свежим ветерком на океане. Посмотреть на бурные синие волны.
— Ничего не переживай — произнес мне, улыбаясь Дэни, рассматривая приближающиеся на голубом фоне воды далекие острова в бинокль — Все будет нормально. Ты сильный и крепкий, ты поправишься. Как раз к прибытию на место поправишься. А вина и водки на нашем борту, как и всего другого, еще хватит туда и обратно.
Ближе к восьми заметно вечерело, и день сменился, как-то, снова красным закатом. Снова был включен Дэниелом бортовой корабельный и палубный свет. Джейн же включила его в трюме в каютном коридоре.

***
Меня рвало всю ночь, и я порой не вылазил из туалета. Не мог, даже просто, элементарно, как мужчина побриться и еле, еле таскал свои заплетающиеся слабые ноги. Я был под полным сменным присмотром то Дэниела, то моей Джейн. Я не мог нести, вообще вахты, и эта обязанность полностью легла на них. Они посменно, меняли друг друга, то наверху у руля «Арабеллы», то у меня внизу в каюте.
Мне было все это неудобно, причем крайне, но я не мог ничего с собой поделать. Странная, такая, вот болезнь. Причем не объяснимая совсем. Так я провалялся еще суток двое. И даже, не знал, что мы уже прибыли на нужное место. Но, я пришел в себя. Также быстро как заболел. Температура сама, куда-то исчезла. Все функции в моем организме быстро восстановились, и он ритмично снова, как и положено заработал. Вернулись все русского моряка силы. И я к удивлению моих друзей был здоровей здорового. Полон сил и эмоций. И готов был как к любви с моей брюнеточкой красавицей Джейн, так и к любой работе. Особенно подводной.
Я помню, проснувшись в полной тишине своей каюты. И слыша, только шум удара волн о корпус «Арабеллы», да крик альбатросов и чаек. Соскочил быстро с постели. Глотнул свежего морского воздуха из приоткрытого оконного иллюминатора в своей каюте. И поднялся тихо босиком в своих матросских брюках и белой майке на палубу нашей яхты. Был уже, снова и небо быстро темнело.
Я был здоров как племенной бык. Здоровее даже прежнего. Как мне казалось.
Я был в своей больничной каюте этим вечером один. Джейн не было. Не было и Дэниела. Они были где-то на яхте, но их не было слышно. Словно яхта была пустой и покинутой.
Яхта стояла уже на якоре, среди двух островов, торчащих обрывистыми скалистыми утесами как занозы в океане. Они действительно были необитаемы. И кроме чаек и альбатросов на них никто не селился.
Вокруг них были еще несколько островов, но меньше и ровнее. Но, тоже из камня и кораллов. Окружавших их большим как огромный атолл кольцом. Это место было более глубоким, чем тот атолл. И Дэниел легко без проблем, как видно, один и без моей помощи, ввел в эту островную, сравнительно большую бухту нашу «Арабеллу».
Дэни и Джейн стояли на носу яхты и смотрели попеременно в военный большой бинокль, рассматривая скалы и острова вокруг. Они о чем-то между собой тихо говорили. Я не мог в точности разобрать о чем. Но, видимо, что-то о своей матери и своем родном отце.
Было, снова восемь часов вечера. И мы стояли, уже внутри этого большого кораллового кольца на глубоководье, защищенные этим всем от возможной непогоды и от штормовых волн. Это было 27 июля 2006 года.
Дэниел вместе с Джейн загнал «Арабеллу», сюда и отсюда мы должны были начинать свои поиски.
Где-то здесь должен был лежать BOEING-747, борт ВА 556. Или то, что от него осталось. Именно здесь его воздушный след обрывался. Если верить всем собранным Джейн Морган данным, показаниям и картам.
Здесь где-то в районе этих островов. Даже, возможно, внутри этого странного скалистого кораллового атолла. За его пределами были огромные до двух и более километров глубины, обрывающиеся, сразу практически отвесными пропастями от края островов в бездну океана. Там, хоть ищи, хоть не ищи. Не доберешься и не найдешь. По крайней мере, с нашими аквалангами, рассчитанными на глубину до двухсот метров не более. На яхте был лишь глубоководный с лебедкой эхолот сонар и все.
Я, обросший на лице не бритой щетиной, подошел, тихо босиком со спины к Дэниелу и моей красавице и любовнице Джейн. Осторожно, чтобы не напугать, обнял их обоих сзади за плечи, особенно свою девочку и любовницу, обхватив ее пышную женскую грудь, ощущая ее горячий телесный жар. Эта женская ее полненькая загорелая грудь с торчащими черными сосками, грела меня, как и все тело моей ненаглядной латиноамериканской красотки, больного в диком ознобе во время моей болезни.
Дэни повернул голову ко мне, и вновь заулыбался.
У Дэниела на загорелой мужской щеке была сверкающая слезинка. Да и у Джейн были заплаканными ее красивые под черными бровями глаза.
Они действительно тихо говорили о своем пропавшем и погибшем в авиакатастрофе отце.
— Не напугал? — спросил я тихо их обоих, как бы, не замечая этого.
Джейн прислонилась своей узкой женской спиной ко мне. И запрокинула мне на грудь свою девичью молодую черненькую головку. С пучком скрученных, вновь, собранных на темечке под золоченую булавку вьющихся длинных волос с висящими красивыми с висков черными длинными до плечей завитушками. И взявшись пальчиками своих девичьих красивых в плотном ровном идельном загаре обеих рук за мои запястья. Глядя мне в мои глаза своими заплаканными в тяжелой скорби глаза, Джейн произнесла мне — С выздоровлением, любимый. Мы прибыли.

***
Мы были на месте. Это было то самое место на нашей карте. Точнее,
двух карт. Место без названия. За линией экватора к югу. Эти острова не были отмечены на других морских картах. Я проверял потом.
Они были гораздо южнее самого экватора, далеко за пределами Новой Гвинеи и Каролинских островов. Они были только на выкраденной Джейн в компании «TRANC AERIAL» морской карте. Где и как они это нашли, я это до сих пор не знаю. Как узнали про эти места? Наверное, когда выкрали карту авиационных перелетов над Индонезийским архипелагом. А, позже Дэниел нанес с нее и на другую для лучшего определения место положения погибшего воздушного лайнера морскую карту координаты этих скал. И громадного вокруг них атолла.
Я только, потом понял, почему за нами гнались те, кто был на той черной двухмачтовой большой яхте. Они не ведали маршрута. И следили за нами до самого конца. Им, тоже нужно было золото самолета. Это были люди того самого Джексона и его украденный общак у своих подельников по золотому и оружейному бизнесу.
Мы серьезно вляпались! В этой погоне этот чертов Джексон все время висел у нас на хвосте. И он был уже недалеко.
— Как тебе, милый это место? — спросила меня моя красавица Джейн.
— Если, честно — ответил ей я — Так себе. Одни скалы и рифы — Будем здесь искать?
— Да, Владимир — произнес уже сам Дэниел — Оборудование готово. Завтра начнем с внешнего рифового барьера. У нас на «Арабелле» есть легкий надувной скутер с мотором. И на длинном веревочном фале проводной глубоководный с камерой эхолот сонар. Именно как раз Тот, что тебя спас. Он, видимо, тоже счастливый, как и ты. Много раз при опускании мог зацепиться, за, что угодно и оборваться, ан, нет, цел и невредим. Будем надеяться, что и далее будет так.
Дэни кивком головы указал мне на моего спасителя на корме яхты — Вот, завтра поищем по кругу у самой кромки рифов. На предмет обломков самолета и вещей утопленников.
— Только бы, найти его — сказала грустно Джейн, смотря на заходящее за горизонт покрасневшее, опять летнее солнце — Я, тоже, буду работать? — спросила тут же она у Дэниела.
— Будешь — ответил он — Все будут. Нам надо успеть, все сделать. И забрать, что необходимо в качестве свидетельства с места крушения лайнера. Все, что удастся нам найти. Особенно черные ящики. Завтра и начнем.

Погибельное место

— Мне страшно, Дэни — произнесла, глядя на родного брата Джейн, словно позабыв обо мне. Она, даже не обернулась, сейчас, пытаясь сорвать мое ей сочувствие. Я ее прекрасно понял, и отошел немного назад, не касаясь своей любовницы Джейн. Сейчас было не время моего к ним понимания и сочувствий. Это была их семейная личная драма. Драма двух родственников. А, я был сейчас лишний. Случайный подобранный в открытом океане русский матрос со сгоревшего интернационального торгового грузового судна «КATHARINE DUPONT».
Джейн за время моего с ней путешествия и так много мне от себя отдала. И я должен был позволить ей сегодня побыть со своим братом.
Побыть наедине. Так я понял сейчас. И отошел в сторону, и вышел из главной каюты нашей яхты. Я пошел, приводить себя в порядок в туалет и душевую. После болезни надо было привести себя в порядок.
Это было место гибели их отца. Там, где-то в глубине под водой должны быть обломки рухнувшего в океан самолета. Место гибели, и место вероятного преступления. И надо было найти подтверждение этого. Ради этого они сюда и приплыли. Это я оказался случайно у них на пути. Любовь там и все такое. И все, наверное, было бы прекрасно, если бы не эта трагедия их семьи. И задачи, которые эти молодые двое латиноамериканцев на себя возложили.
Я, приняв быстро душ и сбрив солидную уже щетину. Одевшись в свои снова любимые матросские штаны и цветную, подаренную Дэниелом мне рубашку, подошел тихо к порогу главной каюты. Посмотрел на стоящих там и обнявшихся в горе родственников. Джейн и Дэниел, спустившись вниз, все еще были там. И так и стояли, беседуя друг с другом.
— Мне страшно найти его — Джейн плача вымолвила — Я не представляю даже, что увижу.
На ее глазах появились слезы.
Я первый раз увидел слезы моей Джейн.
Она, съежившись от горя, прижалась к своему брату. И он, потупив, тоже горький свой мужской взор в пол, успокаивал ее, гладя по голове и спине.
— Дэни — она обратилась, вновь к своему брату, оторвавшись от его груди — Я боюсь его увидеть.
Джейн подняла на него свои черные как ночь заплаканные глаза.
— Кого? — спросил он ее — Самолет на дне океана?
— То, что от него осталось — произнесла в слезах Джейн. И Дэниел прижал, вновь свою старшую сестренку к себе.
— Мне, тоже жутко. Но, нужно его найти — произнес Дэниел, глядя на меня стоящего уже у порога к выходу, позади моей Джейн.
— Если, там останки отца?! — она расплакалась навзрыд — Если, там мы его найдем Дэниел?!
Джейн, возможно, ощущала за спиной мое присутствие, но не обращала на меня своего внимания.
— Если, мы уже стоим над ними?! — ее голос был полон страдания и отчаяния.
— Успокойся Джейн — произнес ей Дэни, глядя на меня не моргая черными глазами мулата латиноамериканца южанина – Успокойся. Я буду с тобой. Всегда как брат с тобой.
Я бы всеми силами хотел, хоть, как-нибудь помочь моей Джейн и Дэниелу. Хоть, как-нибудь, сгладить их горе, но возможно было ли это?
Я, лишь стоял на пороге. И сочувственно с жалостью в своих русского моряка глазах, смотрел на них. Стоявших и обнявшихся, как брат и сестра в своем нахлынувшем, как прилив волн на берег, вдруг на них внезапном горе.
Они действительно не знали, что найдут, там внизу под водой, впрочем, как и я. раз вызвался им содействовать всячески и помогать.
Но, я был чужой человек. И там у меня, ни кого не было из числа родственников погибших на том борту ВА 556. Мне все, же было немного легче, чем им. Мне лишь, оставалось посочувствовать им и всего лишь.
Дэниел прижался щекой к своей сестренке Джейн, успокаивая свою расчувствовавшуюся до слез сестру. И я понял, что надо их оставить снова вдвоем. Оставить мою ненаглядную красавицу Джейн. Оставить ее родного брата. Что вот сейчас, я буду здесь не совсем уместен. И как друг ей и любовник.
Я вышел к себе в свою каюту. И лег на постель с грустными, тоже мыслями предстоящих вскоре поисках разбившегося самолета.
Порой, казалось, что лучше бы его никогда не найти. Оно было бы действительно лучше, знай, я заранее, что нас всех троих ждет впереди.
Я лежал сейчас у себя в каюте, и думать старался о своем доме. Далеком Владивостоке. Я лежал, потушив полностью свет в своей каюте.
Подходила медленно ночь. И было уже около десяти вечера.
В этот грустный момент, я решил думать сейчас, только о нем. О своей Родине. О родном русском приморском большом городе у Тихого океана Владивостоке. Откуда я был родом. О школе. И бывших знакомых друзьях и подругах. Когда-то, там знакомых, а теперь их уже нет. И я один одинешенек на весь этот свет. И только, вот Джейн скрасила мои переживания о Родине. Я даже, забыл о ней на время, находясь на яхте «Арабелла». Яхте моей Джейн. Яхте моего нового лучшего за всю жизнь друга Дэниела. С которым, мы были знакомы всего, ничего, но, уже понимали с полуслова, друг друга.
Джейн забросила, куда-то свой кассетный магнитофон. И больше его уже не включала. Я подумал, что и этот японский музыкальный в главной трюмной гостиной каюте больше уже звучать вообще не будет. Мне оставалось, только слушать крик живущих здесь альбатросов и чаек на местных островных скалах. Она, как-то здесь, как и мой друг Дэниел, были какими-то не такими, а другими. Почти не кричали, а просто летали и все над океаном и волнами. Это место произвело на них давящее своей угрюмостью впечатление.

***
Джейн, как и Дэниел, чувствовала приближение, чего-то надвигающегося рокового на нас и страшного. И я, это чувствовал вблизи с ней.
Единственное в чем я не ошибался, это в том, что она боялась за своего родного брата. И теперь за меня. Джейн была более ранима, чем я даже, мог подумать или себе представить.
Моя, девочка Джейн. Моя, любимая Джейн. Ее боль от гибели отца выплеснулась вся наружу в момент нашей ночной очередной оргии. И я, чувствовал это как никто другой в нашей близости.
Она этим безумством пыталась заглушить свою душевную боль. Пыталась забыться и убить страх перед будущим и перед предстоящей, вероятной опасностью. Джейн чувствовала приближение, чего-то надвигающегося рокового на нас и страшного. И я, это чувствовал вблизи с ней.
Мы жили одним днем, здесь в Тихом океане. Мире. Нашем мире, мире на троих. Что будет завтра, мы стали чувствовать, только сейчас. Именно этой ночью. Последней нашей счастливой ночью. Мы не знали тогда, что черная яхта морских гангстеров мистера Джексона, уже стояла за одним из скалистых обрывистых мертвых островов этого безымянного забытого Богом островного архипелага. И что, вскоре, все измениться для нас троих.
Что, скоро, я потеряю своего друга Дэни. И мою ненаглядную и любимую Джейн в водах Тихого океана.
Моя красавица Джейн. В твои двадцать девять лет, ты как настоящая взрослая уже женщина, понимала этот страх за всех нас. Тебе было страшно сейчас этой ночью. И ты не могла быть сейчас одна. Здесь в этом жутком для тебя месте, месте, гибели вашего отца. И я грел тебя своим телом в своей сейчас жилой каюте и постели, на этих вымаранных нами простынях. Прижимая к своей мужской груди русского моряка.
Этот твой страх за всех нас, я начал чувствовать еще с момента нашей встречи на этой яхте. Я чувствовал, скорое расставание и потерю. Потерю вас обоих. Тебя и Дэниела.
Джейн часто в разговоре со мной упоминала свою родную мать. Стефанию Морган. Цыганку по происхождению.
— «Так вот, откуда у моей красавицы Джейн такие красивые убийственной красоты черные, как бездна океана глаза!» — подумал я — «И такие же, глаза, у ее брата Дэниела. Чернобровая смуглянка, брюнетка и мулатка индейских кровей. И этот, такой, смуглый цвет кожи, дополненный плотным сильным солнечным тропическим загаром».
У Джейн и Дэниела были их матери обворожительной красоты глаза. И я не ошибся, когда сравнивал глаза моей девочки Джейн с глазами цыганки.
— «Ты как цыганка Рада, околдовала меня теми глазами» — произносил я сам себе, думая о Джейн..
Джейн часто и больше говорила мне о своей матери, чем об своем отце.
Оно и понятно, она же женщина. Дэниел тот наоборот, но не суть.
Джейн говорила, что их мать заботилась о них двоих. И все время очень переживала часто как ,и теперь сама Джейн переживает за своего родного брата.
Ты, пришла ко мне, открыв дверь моей каюты в полумраке затихающей ночи. На тебе был тот коротенький белый до колен домашний халатик. Закрыв оконные иллюминаторы, раздевшись, тихо ты соскользнула нагая в мою постель. И обняла меня, молча, прижавшись к моей голой груди. Моя, красавица Джейн. Ты целовала меня, и мы целовали, друг друга и уснули. Уснули словно, уставшие, после долгого секса. Эта была наша самая тихая из всех прожитых вместе тихих ночей. Мы просто, грели друг друга телами, как два неразлучных любовника, забыв обо всем этой ночью. Даже, про близость.
Мы, просто, спали вдвоем до самого утра. До самого утра под шум и шорох набегающих на борта нашей яхты волн. Под проникающим в нашу каюту светом звезд и луны. Под тишину, охватившую все вокруг. И эти скалистые, гиблые острова, населенные только чайками и альбатросами.

Начало поисков

Мы проснулись, утром, прижавшись плотно голыми телами, друг к другу.
Было на часах девять часов и было уже светло. В закрытый оконный иллюминатор, сменив на посту звезды и Луну, светило тропическое Солнце. И были уже седьмые сутки нашего пребывания в океане.
Я, обняв свою малышку Джейн, не хотел выпускать из своих рук.
Сцепившись пальцами рук, мы так проснулись утром, мягко качаясь на волнах в новой скалистой неизвестной нам обоим бухте.
— Мне дышать тяжело — я услышал, тихое, из ее уст — Сдавил так, словно, боишься меня потерять, любимый.
Я действительно прижал Джейн к себе очень сильно. И не отпускал, обняв ее руками своими в постели, вокруг спины сзади и ее прижатых девичьих рук и груди.
Джейн не спала и, наверное, уже давно.
— Боюсь — также, тихо прошептал ей я в золоченое колечком маленькой сережкой девичье ушко — Я, не знаю, как буду жить без тебя Джейн.
Я уткнулся носом в ее голую гибкую, как у кошки загорелую до черноты узкую женскую укрытую растрепанными длинными черными вьющимися сладко пахнущими молодой двадцатидевятилетней женщиной волосами спину. Я вдыхал запах ее тех черных волос и женского тела, под постельным покрывалом и сильного телесного жара. Я, до сих пор, чувствую этот жар и запах ее Джейн красивого девичьего тела. Тела жгучей моей и любвеобильной латиноамериканки.
— Пора вставать, Володя — сказала она мне — Дэниел уже встал, и работает наверху. Слышишь, как он шебуршит там, на палубе, чем-то. И бегает по ней, туда и обратно. Скоро сам к нам прибежит. Давай, вставать. Надо делом заниматься теперь, а не любовью.
Я отпустил свою мертвую в замке хватку, вокруг ее голых загорелых рук и голой женской груди. Я поднялся с постели. И оделся как обычно в то, что было на мне всегда. Я, почему-то, предпочитал все же свою одежду моряка, чем то, что мне предложил сам Дэниел из своего мужского гардероба. Надев цветную рубашку, подаренную мне Дэниелом. Порывшись в платенном полированном шкафу.
Джейн соскочила с постели и, одевшись быстро в свой длинный белый махровый халат, сказала мне — Иди наверх к Дэни. Ты сейчас нужен ему. Очень. Он ждет тебя. Я сама все здесь приберу, это моя сейчас забота, милый. Дэниелу не обойтись без твоей помощи сейчас.
Джейн сверкнула любящим меня взглядом черных цыганских глаз, вышла со мной из моей каюты. Она пошла, виляя задом и бедрами по коридору в сторону главной каюты яхты.
— Хорошо, любимая — ответил я ей, ответил вослед, одетый в джинсовые синие шорты и пляжные сланцы, выскочил, на палубу «Арабеллы».
Джейн ушла на камбуз «Арабеллы». И, приняв душ, занялась кухней. Запахло жареной рыбой и вкусными к ней приправами.
Дэниел, как всегда выключил все корабельное освещение и был на палубе, готовя резиновый скутер с мотором к рейду вокруг одного из островов. И самой мелководной лагуны, возле него. По внешнему краю кораллового рифа со стороны океана. Он был одет в болоньевую ветровку синего цвета, что ранее я не видел. И в белые до колен шорты. Дэниел практически уже все, что нужно собрал внутри резиновой моторной лодки.
— Одень, вот куртку – произнес Дэни мне — Сверху. Мы долго будем ту плавать. Джейн сказал, от солнца. Хватит уже загорать. Вредно.
Он сунул мне болоньевую такую же синюю, как у себя легкую с капюшоном короткую ветровку куртку.
Он делал компрессорную закачку последних литров на восемнадцать баллонов к аквалангу гелиево-кислородной смесью. Осталось положить еще, кое-какое оборудование. И пару запасных баллонов для акваланга.
Моторный скутер с оборудованием висел подвешенным на борт нашего быстроходного судна уже на ровном днище над самой, почти водой с правого борта яхты.
Дэниел включил двигатели и зарядил, снова и батареи переменного в компьютерном отсеке судового нашего генератора. И вышел из главной каюты «Арабеллы».
— Думая я не встанете рано, голубки — сказал он, с резким тоном в голосе мне – Сегодня много работы предстоит, нам двоим, пока Джейн будет на яхте завтрак готовить.
— Согласен, Дэни — произнес я ему в ответ, обращая внимания про себя, на его непонятную сейчас странную в голосе интонацию — И так, с чего начнем? – я добавил.
— С проверки ближайшего острова. Его акватории до больших глубин в районе коралловой банки — ответил Дэниел — Я уже подготовил эхолот сонар. И видео камеры на этом аппарате. Он должен будет, показывать нам все, что видит, и щупать дно следом за продвижением нашей моторной лодки. Я думаю, останки Боинга должны быть, где-то здесь между этими островами.
Дэниел показал вытянутой своей правой рукой на оба стоящие по обе стороны от нас больших острова. И продолжил.
— В крайнем случае — произнес Дэни — Обломки или сам самолет, может оказаться за любым из них. Но, в пределах досягаемости на небольших до ста метров глубинах, по ложу островной лагуны вплоть до обрыва. Если, он при падении промахнулся, то нам ничего уже здесь ни светит, даже, если мы его и найдем. Там без специального глубоководного снаряжения и роботов не обследовать. А у нас такового нет на борту яхты.
— Понятное дело, Дэни — сказал я, поддерживая наш деловой и достаточно теперь серьезный, теперь разговор двух поисковиков подводников аквалангистов — Если он даже, плавно скатился по склону, то будет вне любой зоны досягаемости для любого подводника водолаза и аквалангиста. Там глубины до трех, четырех километров и более. Мы по карте с тобой Дэни смотрели. Это вулканический остров как я понимаю. И скалистая из черных утесов лагуна это его кратер.
— Совершенно верно, Владимир — сказал мне тогда Дэниел, с каким-то мрачным настроением в голосе — Но, у меня такое предчувствие, что мы его найдем, где-то здесь недалеко. И я это знаю. Я видел прошлой ночью своего покойного отца, и он разговаривал со мной. Мы его обязательно тут найдем.
Мы с Дэниелом опустили, малой лебедкой расправленный, во всю ширину резиновый моторный с грузом скутер рядом с бортом нашей стоящей на двух носовых уравновешивающих ровную при сильных здесь водных течениях позицию на якорях «Арабеллы». И отчалили от нее, заведя мотор.
«Арабелла» стояла с поднятыми, но обвисшими от безветрия парусами еще со вчерашнего вечера на якоре. И никто не убрал их, кроме опущенных кливеров на носу.
Снова был штиль, и паруса висели на креплениях и тросах из металлизированного нейлона, просто как тряпки на единственной высоченной мачте нашей мореходной быстроходной яхты. Якорные цепи были внатяжку, и яхта надежно на низ стояла и противодействовала сильному течению.
Мы, сопровождаемые чайками и альбатросами, понеслись к фарватеру между островами и выходом в океан. Дэниел рулил мотором и направлял наш резиновый скутер к краю рифовой банки одного из островов.
— Мы проделаем, сейчас маршрут от одного острова к другому! – прокричал мне Дэниел с хвоста лодки — По самому краю обрыва рифовой кромки лагуны. Протащим наш поисковый агрегат и посмотрим, что там есть. Потом обследуем внутреннюю часть самой этой лагуны уже в аквалангах. Если найдем, хоть, что-то говорящее о катастрофе, то мы на верном пути!
— А, как же сама, Джейн?! – произнес, громко я Дэниелу, заботясь о своей любимой.
— А, что, Джейн?! – произнес в ответ он мне, с хвоста лодки — Джейн без дела, тоже не останется. Сестренка моя Джейн отличная аквалангистка и ныряльщица, что надо! И ей работа найдется!
Дэниел повернул скутер ближе к берегу скалистого острова. К отвесам падающих обрывами в воду черных как волосы моей Джейн острых и отесанных ветрами и водой скал. Пенные бурлящие буруны бились о них с громким шумом, вообще заглушая шум нашего мотора резиновой лодки.
Местами скалы обрывались вглубь побережья острова отвесными стенами до самой линии прибоя, обнаруживая небольшие пляжи из белого кораллового песка. Но, берег все равно, упирался далее в отвесные стены скал, на которых красовались небольшие одинокие деревья и островные кокосовые пальмы. От скал вверх уходило нагорье из травянистой растительности до самой чаще всего обрывистой, тоже скалистой макушки. И там, тоже были отдельные деревья как сиротки стоящие по отдельности друг от друга.

***
Дэниел сбросил с кормы буксировочный с проводным веревочным кабелем на лебедке. На конце его был буксируемый, тот самый, глубоководный поисковый с видеокамерами, эхолотом и сонаром аппарат, что когда-то оказался моим спасителем. И благодаря которому, я оказался на палубе «Арабеллы».
Он не опустил его на предельную глубину, а лишь только на несколько метров ввиду частого здесь как оказалось, мелководья и перепадов глубины. За счет высоких порой даже торчащих из самой воды в полосе прибоя, коралловых наростов. Торчащих во все стороны и имеющих всевозможные формы. Различной высоты рифов внутри и по периферическому краю лагуны. Он направил лодку по самому краю рифа, обследуя барьерный риф от острова до острова в поисках обломков самолета
Снаружи риф обрывался в глубину океана на километры. А, внутри лагуны не превышал и ста метров. Точно как тогда, в том коралловом атолле, где мы были гостями на целые штормовые сутки.
Дно лагуны устилал донный песок.
Наш резиновый скутер понесся на полном ходу, гудя мотором над поверхностью барьерного рифа островной лагуны по фарватеру бухты.
Мы прошли его за какие-нибудь, двадцать тридцать минут. И вошли в саму бухту. Делая поиск зигзагами по всей чаше мелководного залива между островами.
Мы делали с Дэниелом так от берега к берегу в надежде наткнуться, хоть на что-нибудь, похожее на самолет. Или то, что от него осталось.
Стояла отличная погода, и приближался уже день. Солнце стояло в зените. И жарило как раскаленная плита. Обжигая наши тела, даже под одеждой. Было достаточно жарко в резиновой лодке. И сама лодка была горячая на ощупь. Мы прошли больше половины бухты, как задымил движок от перегрева. Жара убила его. И Дэниел решил вернуться на яхту.
Он смотал кабель шнур портативного поискового эхолота сонара.
— Чертова жара! — возмущался, откровенно психуя, он — И, так все идет, как-то скомкано и на ощупь. Еще движок перегрелся — он выругался вслух, не по-детски. На что я не мог обратить внимание.
— Надо проверить запись видеосъемки. И того, что успели отсканировать на ребре рифового барьера. Запись покажет, и я сам этим займусь.
— Что будем, дальше делать? — спросил я его — Я могу нырнуть с аквалангом.
— Нет, нырнет Джейн — сказал вдруг, как то резко и отрывисто Дэни — Она
давно хотела это сделать, причем в команде. В команде, пока не получается. Но, нырнуть она все же нырнет. Сейчас заменим движок, и вы вдвоем, до конца обследуете бухту уже в подводном режиме. Джейн отличная дайвингистка, и сможет показать себя не с худшей стороны.
— Я знаю, и поддерживаю — сказал я, замечая какие-то странные в настроении перемены в Дэниеле — Я буду контролировать ее погружение с лодки. Она хорошо ныряла у островного того рифа, там на тех островах и не хуже нашего.
— Вот и займетесь этим. А, я починкой этого мотора — сказал, также резко и отрывисто Дэниел.
Мы уже на веслах еле догребли до «Арабеллы» и были встречены удивленной Джейн на борту яхты.
— Что произошло? — спросила волнительно она, глядя на нас своими черными, как ночь глазами — Что-то случилось? Вы, что-то быстро вернулись. По всему видно, даже ни разу не ныряли.
— Что случилось! Что случилось! — психовал Дэниел — Мотор сдох! Вот, что случилось! Понятно!
Дэниел был на взрыве, и был не похож на обычного себя.
Джейн смотрела на него, недоумевая его поведением.
— Что сегодня с тобой, Дэни? — спросила его Джейн, и я смотрел на него, молча, не понимая, что с парнем твориться с утра.
— Ничего — уже спокойнее он произнес — Это все эта чертова жара. Все сорвалось на полпути. И тебе с Владимиром, придется проделать отдельный маршрут от точки нашей остановки до того места. Пока я буду ковыряться с неисправным движком.
Он показал рукой вдаль на бухту в сторону скалистого ущелья. Точку близкого их схождения в одном месте. Там где, оба острова, почти соприкасались с внутренней стороны. И были разделены узким ущельем, уходящим в воду. Он показал рукой в глубину самой скалистой бухты.
— Это предстоит сделать тебе, Джейн — сказал резким тоном Дэниел. На что и Джейн обратила внимание.
— Я положу в лодку твой акваланг и костюм. И после обеда вы вдвоем продолжите поиски на новом моторе.
Он поднял голову на палящее дневное Солнце. Смотря на него, через ладонь руки.
— Чертово солнце! — произнес Дэни.
Дэниел был не в себе.
— А, я буду чинить, этот чертов мотор — снова, произнес Дэниел.
Он сильно нервничал и был в подавленном настроении. Было видно по нему, как он нервничает. Это было связано с местом поисков. Он боялся ничего вообще ни найти. И боялся, также найти следы катастрофы. И, наверное, это его пугало еще больше, как и саму Джейн. Он просто боялся найти те самые обломки лично сам и передоверил это дело своей сестре.
— Я буду внизу – сказала, повернувшись к трюмному входу нам обоим Джейн и глядя на нервного и неуравновешенного Дэниела.
Она, повернувшись и сверкнув черными своими очаровательными глазами на меня и Дэни, спустилась в каюты «Арабеллы».
Я помог Дэниелу дотащить аварийный мотор лодки до носа яхты. И спустить в отдельный отсек, где находилось все водолазное и прочее оборудование нашей команды. Скутер сам мы повесили боком на борт яхты до момента нового поискового выхода в островную лагуну. Ни к чему было его совсем затаскивать даже на палубу яхты.
Дэни остался там ремонтировать движок. А мне пришлось, проверить еще раз акваланги. Особенно, мундштуки, воздушные фильтры и клапана шлангов. И сами баллоны. Сделать докачку компрессором кислородно-гелиевой смеси, в некоторые из них. Это все крайне важно. Уж поверьте мне бывшему военному водолазу. Океан не прощает ошибок. Затем подобрать и проверить маски, ласты, часы и свинцовые пояса противовесы. Особенно внимание уделил клапанам шлангов и фильтрам. Так как если что-то под водой случиться, то без ласт еще можно с глубины выплыть. А вот без кислородной воздушной смечи вряд ли.
Хотя тут все были отличными пловцами. И тем не менее.
Дэниел мало чего доверял мне делать на борту их с Джейн яхты. Он, практически не снимая бинокля, все всегда в основном делал сам. Я лишь, помогал по мере возможности ему в морском нашем круизе. Но, вот, сегодня здесь, мне пришлось поработать в поте лица, таская на себе баллоны из угла в угол. И проверяя их, и показывая Дэниелу их работопригодность после моей проверки. Я, также помог Дэни и с лодочным мотором. Мои познания русского моряка судового моториста в технике все же здесь, тоже пригодились.
Вообще, Дэниел привык делать все сам. Без помощи кого-либо. Но, сегодня моя ему помощь очень даже пригодилась. Да, и я был доволен, что не сидел, сложа руки в своей каюте или с Джейн в обнимку без какого-либо дела.
Джейн говорила, что когда Дэни, что-то делает, лучше не лезть в его работу. Но, сегодня был особый случай. И требовались не только мои познания в картах и мореходном деле. Но и знания, как водолаза ремонтника. Благо я немало и в этом понимал. Особенно в аквалангах. Вот, Дэни и поручил проверку их мне. И был доволен проделанной работой, когда все было уже готово. Особенно осматривая акваланг своей любимой сестренки и моей любимой Джейн.
— До обеда — сказал он мне — Пока я буду просматривать свои все записи видео наблюдения барьерного рифа и сканирование дна лагуны. Ты, Владимир вместе с сестренкой Джейн, обследуете дно самой лагуны вживую. Надо успеть сегодня пройти всю бухту вдоль и поперек до самого заката. До темноты, пока стоит тихая без ветра погода. Судя по прогнозам приборов, будет несколько тихих солнечных дней в этом районе океана.

***
Мы выпили по стаканчику хорошего итальянского вина и, отобедав все вместе в главной каюте жареной макрелью, принялись за свои дела. Дэниел, как и сказал, сел за проверку видео и просмотр результатов эхолота сонара. А мы, взяв скутер, двинулись вглубь бухты. К тому месту, где была скальная расщелина между стыками двух островов, уходящая глубоко в воду. Образуя узкое скальное ущелье. И проход в открытый океан.
Было на часах 11:15. И погода действительно нас баловала своей тишиной. Солнечный жар значительно спал, хотя стояла духота в самой бухте между скалистыми и обрывистыми безжизненными островами. Только, кричали чайки и альбатросы, срываясь вниз со своих гнезд. С отвесных в океан черных торчащих в шуме волн прибоя скал.
Мы с Джейн на резиновой надувной лодке достигли той точки, откуда нам предстояло продолжить свои поиски обломков самолета.
— Лучше бы, наверное, было с того края начать — сказал я Джейн. От конца подковообразного побережья, где острова сливались в единое, почти целое и образовывали скалистое обрывистое мрачное над водой ущелье. Там между ними под водой должен был быть узкий подводный проход в открытый океан.
Я предложил Дэниелу перегнать Арабеллу глубже в лагуну. Ближе к этому месту. Месту, более глубокому и скалистому от самого дна до поверхности. Это и укрытие всех неприятностей хорошее. Скрытое, почти от глаз черными мрачными торчащими из воды скалами. И никого. Даже морских птиц.
Здесь, как оказалось, даже дно было из голых сплошных скал. И покрыто местами илом. Из него острыми углами и шипами вверх торчали черные острые верхом как пики скалы. Здесь было не менее ста с лишним метров в самой глубокой части дна. И в самом ущелье, которое Джейн проплыла буквально на одном дыхании и азарте.
Жуткое скажу, сразу место. Но, моя красавица Джейн не испугалась. Как она сказала, там, в глубине у самого дна, не было, даже рыб и вообще никого. Просто, отвесные до самого дна скалы. Дальше, дно, подымалось, вверх и выполаживалось в отростках кораллов. Образуя подводные островки, заполненные местной фауной. Дно под нами, буквально кишело коралловыми рыбами.
Дэниел прислушался ко мне. И, пока мы стояли в этой точке, перегнал на винтах яхту ближе к нам в середину самой лагуны. Подогнал буквально к нам, почти вплотную, наблюдая с борта за нашей работой. И бросил якорь.
Тот, звонко гремя цепью, опустился на коралловое дно внутренней лагуны межостровной бухты.
В это время моя красавица Джейн проплыла по самому дну островного скалистого ущелья. И была, где-то подо мной. Она была на глубине семидесяти метров, где не было ничего. И никого, кроме нее в легком акваланге.
Вскоре, она вынырнула рядом с лодкой и вцепилась маленькими своими девичьими цепкими с красивыми ноготками загорелыми пальчиками в борт резиновой лодки. Я пододвинулся к ней, собираясь, если, что вытащить мою красавицу на лодку вместе с баллонами и ластами.
— Одни скалы — выплюнув мундштук со шлангом и тяжело дыша, своей пышной девичьей загорелой грудью, сказала мне Джейн — Прошла над самым дном. И ничего кроме ила и камней. Даже, рыб нет. Мертвое место, это точно. Живность вся вверху, высоко над головой. Даже мурен и морских змей нет.
Джейн смотрела на меня своими черными, как ночь цыганскими латиноамериканки любовницы глазами – Мне нужны еще одни баллоны и продолжим.
— Ты не устала, любимая? — сказал ей я — Может, я займу твое место? А, ты, отдохнешь в лодке.
— Нет — ответила мне Джейн. С каким-то детским игровым азартом — Еще немного поплаваю, милый. Потом отдохну. Она, прямо в воде надела другие заряженные смешанной дыхательной смесью баллоны, которые подал я ей, и, снова нырнула.
В нашей с Джейн лодке лежал и мой акваланг. Я надел прорезиненный для акваланга гидрокостюм, пока Джейн, снова, закусив мундштук шланга, нырнув, занялась обследованием дна, уже самой лагуны.
— «Странное и страшное, какое-то место. Особенно здесь. Даже, нет птиц» — подумал я, глядя на отвесные, свисающие уступами к бурлящей воде черные скалы. Ни травинки на них, ни живинки. Ни наверху, ни под водой. По быстрее бы Джейн обследовала это место у дна. И надо убираться отсюда — «Погибельное место и точка» — был мой, тогда вывод.

***
Странно как то, но Джейн была в отличие от Дэниела, сегодня какая-то более живая. Может, мое присутствие ее оживило, после той прошедшей нашей ночи.
Джейн чувствовала нашу близость. И некую для себя как женщина защищенность с моей стороны. Она вела себя сейчас куда, более, живее, чем брат ее Дэни. Словно, что-то от нее отлегло. Чего не скажешь о Дэниеле.
Он был мрачен, как никогда и не очень теперь разговорчив. Я его таким еще не видел, за время нашего путешествия по океану. В нем поселилось что-то. Что не давало ему покоя. Думаю, ожидание того, что было неизбежно, и Дэниел это чувствовал больше других. Он не сводил периодически глаз с горизонта. И наблюдал за океаном. Где-то там, за островами была черная яхта. Присутствие постоянного преследования не давало ему покоя.
— Чертова крылатка! — вынырнув громко, сказал моя Джейн, сняв с больной руки подводные часы, и бросила в лодку — Уколола меня, зараза! Больно все-таки! Больно ужасно! Ну, давай затаскивай меня в лодку, любимый!
Джейн скинула, прямо в воде восемнадцатилитровые баллоны от акваланга. И пока я их, подхватив за ремни, я подымал из воды. Уцепившись, снова маленькими своими Джейн пальчиками обеих рук, ловко подтянулась на руках, отталкиваясь от воды ластами, пыталась залезть в скутер. Заползая пышно своей женской грудью в гидрокостюме на борт резиновой лодки. Я помог и ей оказаться в лодке. И поцеловал свою любовницу в губы.
— Покажи рану — произнес я ей — Какая рука?
Она показала левую свою руку и большой на маленькой руке загорелый смуглый девичий палец. Он кровоточил. Рана была глубокой.
— Надо смазать лекарственной мазью, а то распухнет — сказала моя Джейн, показывая свою загорелую руку в месте укола. Поигралась дурочка с рыбкой. Палец припух и задервенел от укола острого крыльевого шипа рыбы.
— Все же сильно, вижу, болит — произнес я ей.
— Ничего потерплю любимый — произнесла мне Джейн, расстегивая на замке на свой шикарной женской груди гидрокостюм.
— Рана кровоточит и если яд есть в ней, то уже вытек с кровью еще возможно в самой воде. Соленая вода промыла рану – я произнес, осматривая любимой руку.
Было ясно, сегодня поплавать мне не придется здесь. Надо было срочно возвращаться и лечить Джейн рану, чтобы не было сепсиса или иной инфекции. Яда не было, точно. Но возвращаться было необходимо.
Я поцеловал девичью загорелую девичью с пальчиками кисть руки. А Джейн посмотрела на меня влюбленными своим карим и практически черным гипнотическим взором красивых глаз.
— Надо возвращаться на яхту — сказал я ей.
Джейн смотрела на меня, не отрываясь своими красивыми обалденными латиноамериканки любовницы моей глазами, буквально съедая меня ими всего.
— Так легче, любимая? — спросил я ее, продолжая диалог влюбленного и заботливого любовника, глядя влюбленными глазами на свою морскую русалку Посейдона и нимфу красавицу в расстегнутом на груди акваланге. Из которого, буквально через край вываливались в полосатом узком цветном, практически прозрачном лифчике купальника девичьи полные загорелые почти до черноты мокрые, вспотевшие от прорезиненной ткани костюма и капелек упавшей на них воды молодую красивую женскую полненькую грудь. Джейн тяжко и сексуально, глядя на мои любовные знаки постоянного внимания и старания, вздохнула. Она не отрывала своих черных как океанская бездна глаз от моего лица.
— Не упустишь возможность – произнесла она мне – Никогда произвести на девушку впечатление. Вы все такие русские моряки? Или ты один такой?
— Какой такой, любимая? — произнес я.
— Вот такой, не только красивый, еще и обходительный? Даже здесь – она произнесла мне.
— Наверное, один сейчас такой – произнес я Джейн и глядел, не отрываясь на девичью полненькую выпирающую, почти навыкате в полосатом узком лифчике купальника грудь. Она была сейчас такая желаемая для меня, что мой член под прорезиненной таканью гидрокостюма и в тугих плавках зашевелился желая ее, равно как и все остальное, что было и без того уже мое по праву.
— Ты, что-то там нового увидел, любимый? — произнесла моя Джейн, видя, как я возбужденно, снова, смотрел на эти женские, безумно красивые прелести — Или еще ими, после прошедшей ночи не наигрался?
Джейн, сняв до пояса гидрокостюм. Сняла свой полосатый от купальника лифчик. И бросила в лодку.
— Так-то будет лучше — произнесла она — Надо было раньше его снять. И дышать под водой станет легче — сказала она. Джейн сняла гидрокостюм и разделась до своего полосатого купальника. Надевая, на себя другой. Что захватила на нашу моторную резиновую большую лодку. Без рукавов и штанин. На загорелые как уголь девичьи голые руки и полненькие красивые свои ноги. Натягивая на узкие женские голые такие же загорелые до черноты плечи. Затягивая на трепыхающейся своей идеальной моей любовницы груди. Встряхивая обеими вверх, вскинутыми руками мокрые прилипшие, вновь к плечам черные вьющиеся колечками свои мокрые распущенные густыми локонами волосы. Сбрасывая их за девичью гибкую как у кошки спину девичьими маленькими своими пальчиками.
Все это время Дэни, как-то мрачно смотрел на нас с борта «Арабеллы». И молчал, наблюдая за нашими ныряниями на расстоянии. Он, то и дело, отходил на другой борт яхты. И смотрел в свой армейский бинокль в сторону океана. То, исчезал, куда-то вниз с палубы. И его долго не было видно наверху. С ним действительно было, что-то сегодня не так. С самого утра при моем с ним общении, он был не очень многословен. И уходил часто вниз к себе в каюту, где запирался и какое-то время, там сидел молча.
— Тебе надо нырнуть, Володя, любимый мой – произнесла мне Джейн.
— А твоя рука, Джейн, любимая? – произнес я Джейн.
— ничего – произнесла она мне – Раз яда нет. Сейчас вот.
Джейн достала из-под сиденья лодки медицинскую аптечку.
— Пока вот так – произнесла она мне.
— Ладно — произнес я ей –Будем нырять, раз хочешь. только не уплывая от меня моя Божественная царица морей и океанов. Мне этот океан без такой красотки не нужен, как и сама моя жизнь.
— Да ладно тебе, мой влюбленный красавец дурачок – произнесла она мне, широко улыбаясь приветливой идеальной в белых зубах девичьей красивой улыбкой.
— Моя ты рабыня любви — произнес я ей — Твой тот танец живота был просто бесподобен. Ты, правда, лучшая. И я счастлив, что у меня есть такая шикарная молодая женщина как ты, Джейн – я произнес, одевая за спину и мужские широкие сильные плечи акваланга баллоны.
Джейн, сверкая своим из-под черных бровей такими же черными глазами, помогала мне надевать баллоны. Она, лишь хитро улыбаясь, произнесла мне – Теперь тебе от меня никогда не уйти. Ты мой и навсегда. Я это знаю.
Потом произнесла, как наставление. И это касалось уже самого подводного погружения — Все же дно не совсем одинокое и неживое. Возьми нож, так на случай всякий. Там, видела в рифах мурену — сказала Джейн мне –Я ее даже, потрогала. Милая такая рыбка. Дружелюбная. Смотри в оба. Она там, может быть не одна, когда приблизишься ко дну. Зубы у нее как острые рыбацкие крючья. Это не крылатка. Все равно, что большая барракуда. Цапнет, мало не будет.
— Усек — произнес я ей на русском.
— А это что за новое русское слово? — произнесла спрашивая меня и удивляясь Джейн.
Я засмеялся и произнес ей — Ты хорошо уже и почти без акцента разговариваешь на нашем. Ты необычайно способная не только в нашем с тобой сексе, и беллидэнсе, девочка моя.
— Я знаю несколько языков — произнесла мне любимая – Работа на авиалиниях заставляла и предрасполагала изучать языки.
— Ладно. Позднее объясню, что за слово и еще ряд других тебе пока не знакомых слов — я произнес в ответ моей смуглянке, жгучей убийственной своей красотой брюнетке красотке, и любимой южанке латиноамериканке Джейн.
— Идет. Договорились — произнесла она мне – О, кей – по-английски.
— О, кей — я ей ответил.
— Двенадцать пятнадцать — сказала, глядя на наручные часы Джейн — Думаю, еще можно нырнуть. Время еще есть. Минут на тридцать или чуть, даже дольше — она мне произнесла.
— Там много под нами рыб — Джейн, произнесла тихо, мне и почти, на ухо. Касаясь своими губками моего правого уха — Просто, аквапарк какой-то. Глаза разбегаются, но дно, ровное между коралловыми полипами. Ил один и много звезд и актиний. Так, что будь осторожен, Володя у самого дна. Вот там нет никого. Одни в основном торчащие черные скалы и валяющиеся по всему дну ракушки да большие камни.
Она проверила шланги и фильтры на акваланге. И поправив воротник, поцеловала, снова меня в губы.
Я Джейн, тоже поцеловал. И, нацепив на лицо маску, опрокинулся в воду за борт лодки.

***
Дно самой островной лагуны действительно было ровным. И покрыто горгонариевыми кораллами, и илом. Очень, просто много ила. В отличие от того атолла в котором, мы, тогда в шторм стояли. Здесь ила было больше, чем самих кораллов. Они, буквально торчали из кучи донного ила вверх большими шляпами и выростами. И было много коралловых рыб. Джейн правду говорила, целый аквапарк.
Я был в этой гуще жизни. Буквально, протискиваясь сквозь эти стаи кишащих живых организмов океана. Они даже, касались меня своими маленькими рыбьими телами. И хвостами шлепали по аквалангу.
Я смотрел во все стороны и на само дно глубокой лагуны в расчете хоть, что-нибудь найти, или хотя бы просто увидеть. Но, эти снующие жители рифов перед моей маской, просто мешали мне смотреть все время, мелькая перед моим лицом.
Они облепляли меня со всех сторон. И ловили пузырьки моего отработанного и выходящего через фильтры из клапанов кислородных баллонов углекислого газа.
Я иногда, даже зависал в воде, как в воздухе работая ластами, чтобы разогнать эту приставучую живность, которая меня облюбовала, и вертелась передо мной, с любопытством рассматривая как невиданного ранее здесь пришельца. Так оно и было. Они вероятно как местные, живущие здесь уже достаточно долго и не одно свое поколение, вообще первый раз видели меня, как и недавно видели мою здесь плавающую Джейн. Вот и лезли, прямо на глаза, мешая поиску.
Джейн предупредила меня на счет мурен. Но, пока я их не видел. А, только живую мельтешащую перед моей маской массу коралловых рыб, которые следовали, буквально за мной по пятам, провожая над донным крутым склоном из прилепленных к нему морских ежей, звезд и песка.
Я заметил среди стаи снующих вокруг меня коралловых рыб, даже несколько небольших пелагических медуз, которые, возможно были здесь, тоже пришельцами из открытого океана.
Мне еле удалось вырваться из копошащей этой стаи рыб. И я поплыл зигзагами над приближаясь к самому заиленному каменному пустынному дну. Дну этой лагуны. Глубина была, судя по показанию на руке похожего на часы ручные часы водонепроницаемого электронного на батарейке измерителя глубины 124 метра. И тут было не темно. В принципе приемлемо. И не так глубоко как могло оказаться. Я спустился вниз по склону, минуя растущие разного вида, цвета и сорта кораллы. Над верхушками зарослей густых сине-зеленых длинных парящих в самой воде водорослей.
Теперь я парил высоко над самым дном лагуны. С незначительынми перепадами глубин в углублениях похожих на донные кратеры и ямы и с малым количеством самого песка и ила.
Ощущалось встречное достаточно сильное течение. Уходящее к тому проему в двух скалах, что уходил в сам океан. Возможно, песок и сам донный ил вымывался отсюда этим течением в ту сторону постепенно и не мог тут просто по факту сохраниться.
Я заметил впереди идущую как торпеда акулу. Она медленно, но верно, рыскала на одном уровне со мной по высоте над дном лагуны.
— «Вот и еще как те медузы тоже гостья этого места» — подумал я и насторожился, стараясь двигаться не резкими движениями, а медленней и, нырнув вниз, прижимаясь уже к каменистому дну – «Джейн встретилась с муреной. Я с акулой».
Мой гидрокостюм был синего с белыми вставками цвета. И он не очень выделялся в самой воде, хотя был виден хорошо над самим этим дном. Но делать было нечего. И я спустился вниз, сохраняя спокойствие и наблюдая за океанической гостьей.
Серая акула. Нередкий, видимо здесь гость из открытого океана. Она была одиночкой. Хотя, тоже встречается и стаями. Как тогда, в той коралловой лагуне атолла. Где мне еле удалось унести ноги. И где мне первый раз удалось овладеть моей ненаглядной брюнеточкой мулаткой Джейн Морган. Можно сказать, акулы мне в этом и помогли. Я, даже вдруг почувствовал чувство некоей благодарности за их помощь. Хотя, чуть было не стал их дневным тогда обедом. Я вдруг, вспомнил вылитый за борт «Арабеллы» Дэниелом. Целую кастрюлю на корм этим океанским зубатым бестиям, что варила Джейн. Ради моего спасения.
Акула развернулась от меня, и пошла, обшаривать риф, вынюхивая и высматривая себе пропитание. Было рискованно к ней приближаться. Но я рискнул. Серая акула медленно плыла. Ей некуда было спешить.
Я догнал эту хищную морскую красавицу, медленно плывущую не оглядываясь назад впереди меня. Работая быстро ластами, я поравнялся с ней и прикоснулся протянутой правой рукой кончиками своих пальцев к ее спинному плавнику. Потом, ухватился левой рукой за острый как лезвие ножа косой акулий плавник, решив немного, прокатится на этой океанской гостье.
Внимательно через стекло маски, осматривая впереди и под собой дно лагуны.
Акула так и плыла, словно не чувствовала своей ноши, медленно работая плавником хвоста. Мы вместе доплыли до места, где мы с Дэниелом прервали операцию поиска из-за поломки двигателя скутера.
Надо было возвращаться. Я уже был далеко от нашего резинового с мотором скутера и Дэниела с яхтой. Я отпустил восвояси серую акулу. И она уплыла, как ни в чем, ни бывало дальше. И исчезла в воде, где-то впереди по направлению к выходу из островной бухты. А, я поплыл назад над дном лагуны в обратном направлении вглубь островов.
Я плыл не торопясь, включив фонарик, осматривал поверхность дна лагуны.
Здесь искать было нечего. И это было видно. Одни лежащие мертвые кораллы и донный ил с морскими звездами и ежами. И ни намека на обломки самолета или, каких-либо вещей погибших.
Я возвращался назад. Снова, в стае коралловых рыб. Мимо проплыли групперы. Два больших каменных окуня. И я поневоле обратил на них внимание. Довольно большие, с шипастыми плавниками на спине и огромным ртом. Они жадно заглатывали ртом воду, дыша своими большими алыми от крови жабрами.
Посмотрев на часы, я пошел на подъем. Было ровно 13: 26.
Время было на исходе, и пора было всплывать. Да, и смесь заканчивалась в кислородных баллонах акваланга. Это были вторые баллоны, и они были уже практически пустыми.
Я посмотрел наверх и увидел силуэт нашей лодки над собой на поверхности воды. Пуская большие отработанные пузыри смеси из акваланга фильтров, я шел кверху к висящей надо мной резиновой лодке, где сидела моя любимая красавица Джейн. Она ждала меня. И, видимо, нервничала, переживая за меня.
Я вынырнул на поверхность воды возле самой лодки. За счет гелия в кислороде в болонах, это можно было безболезненно и достаточно быстро проделать, как и тогда на том штормовом атолле. Когда я пулей вылетел от самого дна на нашу яхту «Арабеллу». Там, правда, глубина была небольшая, метров может, двадцать, тридцать до дна от поверхности. Тут было куда глубже. Вот и Джейн поднялась, почти с такой же глубины, не тормозя и не тратя время на отдых и декомпрессию. Это все за счет смеси гелия и кислорода.
Я поднял на лоб маску. И выплюнул мундштук дыхательного шланга акваланга. Схватился за борт резиновой лодки.
Джейн уставилась на меня в упор.
— Где ты был?! — она, произнесла и напугано смотрела на меня — Я вся уже извилась от ожидания! Думала, попал в какую-нибудь опять переделку. Что ты так долго, так?
— Поплавал с серой коралловой акулой, дорогая — ответил я, смотря на взволнованную свою красавицу Джейн Морган.
— Поплавал с акулой?! — переспросила громко, моя красавица Джейн — Шутишь опять! И что, там видел?! — спросила громко она, глядя возмущенно на меня.
— Не переживай, миленькая моя — ласково ответил я Джейн — Я все прочесал дно от того места, где мы с Дэни прервали обследования дна лагуны. И до нашей лодки.
— И? — спросила Джейн меня.
— И ничего там больше нет, кроме ила и морских звезд с ежами — ответил Джейн.
Я, взял ее за руки, целуя их страстно и любовно. Каждый ее смугленький загорелый с красивыми остренькими ноготками цепкий пальчик — Миленькая, ты моя переживальщица. Ты прямо не даешь мне от тебя далеко оторваться. Словно мама, следящая за ребенком. Джейн, любимая моя.
Я поцеловал Джейн в ее аленькие губы и сел к мотору и завел его.
— Дурачок — тихо сказала и ласково она, глядя любовно черными своими красивыми обворожительными глазами на меня, сидя на носу лодки.
Джейн тяжело задышала, возбужденно и сексуально всей своей полненькой в полосатом купальнике женской грудью. Потом, успокоившись немного, произнесла мне — Ладно, поплыли к яхте и к Дэниелу. Пора обедать. Ничего, значит ничего.

Плато смерти

Джейн, надев темные солнечные очки, стояла на краю борта нашей «Арабеллы». Она, стояла у бортовых защитных лееров и смотрела, как я и Дэниел, снова готовили акваланги к погружению. Сгружая все снаряжение для подводного плавания и дайвинга в моторный наш резиновый скутер.
Дэниел взял, готовые уже закачанные баллоны на восемнадцать литров.
Еще стоял день, часа, где-то три. И мы решили, сделать еще одно погружение в районе островной банки с внешней стороны одного из островов.
Судя по мореходной карте, там было коралловое целое плато в сторону к океану. Там был самый скалистый из обоих островов. И он был самый большой. Что был справа от нас и южнее левого. Куда, более меньшего размерами острова.
Остров имел большую коралловую банку, далеко отходящую от него в сам Тихий океан. После непродолжительного в общей компании в главной каюте отдыха и обеда, приготовленного Дэниелом, мы все, снова принялись за работу.
Дэни решил обследовать акваторию этой самой большой внешней банки острова с помощью глубоководного сонара и камеры. И если, что понырять в возможном месте падения борта ВА 556. Если сонар обнаружит место обломков BOEING — 747.
По просмотру первоначальных съемок лагуны, где мы стояли, результаты его, не устроили. Сонар и камера ничего, тоже не показали, ни по внешнему барьерному рифу в полосе прибоя волн. Ни далее до отметки, где перегрелся и вышел из строя наш лодочный мотор.
Джейн стояла и просто смотрела на нас работающих у резиновой лодки и готовящих ее к новому поисковому маршруту.
Я поглядывал, иногда на нее. И видел, как смотрела она на нас обоих. Особенно на меня.
Как она была, вновь красива в солнечных лучах в своем купальнике.
Джейн, надев назад свой, почти прозрачный цветной полосатый лифчик, подтянув свои пышущие жаром женские обворожительные груди, просто стояла как есть полунагая в этих ярких лучах на фоне одного из островов. На фоне обрывистых скал и синевы спокойной в штиле воды. Невысокого роста и вся загорелая, почти до угольной черноты девичья фигура, просто переливалась бронзовыми плотными темными красками и оттенками. От красивых в изящной полноте голых полностью ног, до милого в тех солнечных блестящих, на ярком, солнечном свету черными линзами очках девичьего смуглого личика. Ее черные вьющиеся змеями длинные локонами по плечам и спине распущенные волосы слегка развивались на легком ветерке скалистой бухты.
Дэниел толкнул меня, как бы шутя, слегка в плечо — Засмотрелся на мою сестренку любовничек? — колко он произнес — Давай помогай, хватит мечтать. Опускаем разом и вместе. На раз и два! — он громко скомандовал, и мы закрутили рукоятки ручной лебедки, спуская на воду у борта яхты моторный скутер. Потом, добавил — Ты маски положил? Я их, что-то не вижу в лодке.
Было видно, как он заметно нервничал.
Особенно, когда мы ему сказали, что в бухте ловить нечего. И там ничего нет, он просто взбесился и громко крикнул — Он должен быть, где-то здесь! Я найду его!
Он вышел, вообще из себя, отскочив от борта «Арабеллы». И забегая по палубе. Чуть ли, не бегом кругами от борта к борту. Было чем-то похоже на некую сумасшедшую одержимость.
И вот сейчас, он, тоже был вне себя и дергался. Не зная к чему придраться.
— Точно положил? — он снова меня переспросил.
— Все там, Дэни — произнес спокойно я — Там под гидрокостюмами вместе с ластами.
Я смотрел на него и не узнавал его сейчас.
— А, фонари взял, как я говорил? — снова, спросил он меня.
— Конечно, взял, как без них там под водой — я ему ответил, удивленный его придирчивостью.
Дэниел был как ненормальный и весь дергался. Такому под воду нельзя было. Жди беды.
— Ветра как не было, так и нет совсем — произнес Дэни и вытер взмокший от нервов свой загоревший смуглый мужской двадцатисемилетнего парня латиноамериканца лоб рукой. И поправил на голове светлую бейсболку — Жар так и стоит в этой лагуне, сгорим в лодке от жары – проговорил он мне — Эта жара меня доконает.
Он, как и Джейн, мулаты и латиносы были более приспособлены к такой жаре. Тем более из жаркой Калифорнии. Лучше чем даже я, русский. Но сейчас все как-то было наоборот.
— А, горючее к лодке? — он снова спросил меня.
— Да, взял я все, Дэниел — ответил ему я — Все, как ты говорил. Все в лодке.
Я снова, посмотрел на свою красавицу Джейн, стоящую у борта. У бортового леерного ограждения нашей яхты. В своем полосатом купальнике. Выгнувшуюся в гибкой девичьей спине и вперед своим изящным с красивым пупком животиком. Поставив загоревшую до черноты левую полненькую ножку ступней с миленькими маленькими пальчиками на волновой невысокий бортик. Согнув в колене на бордюр этого невысокого ограждения «Арабеллы», молча смотрела на меня и на своего брата. Не отрываясь ни на минуту, из-под темных зеркальных солнечных очков.
Я посмотрел на нее и спросил Дэниела — А, Джейн, что останется на яхте?
— Ага, сейчас! — возмутилась моя красавица Джейн — Я, тоже, хочу туда, куда и вы мальчики! Не останусь на яхте в такую жару! — Джейн громко сказала, чтобы мы это услышали — К тому же, у меня первый разряд по нырянию с аквалангом. И опыт имеется глубоководного погружения.
Джейн видела, как нервничает Дэниел и понимала опасность всего мероприятия. Дэни не отговорить особенно сейчас. И надо было быть с ним рядом.
— Ну, конечно же! — произнес Дэниел в ответ, ей, тоже громко, язвительно восхваляя свою сестренку — Куда мы без нашей изящной и опытной в глубоких погружениях ныряльщицы русалки. Моя сестренка с нами, тоже поплывет. Вон ее баллоны уже лежат в лодке, видишь?! — он, сказал и рукой мельком показал, махнув на акваланг и гидрокостюм, что был для Джейн приготовлен.
Видя нервное, какое-то возбужденное и необъяснимое поведение своего брата Джейн, отошла быстро от борта с защитными бортовыми леерами яхты и подошла к нему. Прижавшись полуголым женским своим телом, обняв брата, чмокнув его в щеку. Что-то сказала ему шепотом на ухо, на еще каком-то языке. Возможно португальском или испанском. Потом от него отошла и приблизилась ко мне. Она взяла мои руки в свои. И положила их на свою пышную горячую, зажаренную до черноты на солнце в полосатом лифчике купальника грудь.
— Все будет хорошо, Володя — сказала она, хорошо и по-русски мне — Дэни заметно нервничает. Ему страшно, как и мне, но все будет хорошо. Это дурное место. Как женщина, я ощущаю это. Оно его нервирует, как и меня.
Она смотрела на меня сквозь солнечные свои очки, своими, обворожительными любвеобильными гипнотическими глазами моей любовницы.
— Все будет хорошо, любимый — произнесла снова Джейн — Присматривай за ним там, на глубине.
Она искоса посматривала на своего нервно копающегося в лодке, почти уже взрослого двадцатисемилетнего братишку.
Джейн натянула на себя, на свою торчащую вперед пышную в глубоком дыхании грудь свою желтую с картинкой футболку. Сверху своего загорелого до черноты женского гибкого, как у русалки и восточной танцовщицы в талии тела. До, самых узких полосатых купальника плавок. Сдавивших узким тонким пояском ее девичьи, почти черные от плотного ровного солнечного загара бедра голых ног и промеж загорелых ляжек подтянувших ее волосатый с промежностью лобок.
Дэниел накинув на себя на практически голое тело, раздетое д о черных плавок, опять ветровку и надев белую бейсболку, спустил с борта лестницу. Он помог мне спуститься в резиновый наш скутер. Подавая мне дополнительно к нему еще, запасные к аквалангам баллоны и весла.
Я, тоже, стараясь защититься от солнечных прямых жгучих лучей, первый раз одевшись в короткорукавую цветную из, отданных мне в использование по-братски Дэниелом, теперь рубашку, и в своих матросских, как всегда светлых штанах. Сбросив со ступней сланцы тапочки у левого леерного бортового ограждения яхты, босиком, спустился первым в резиновый моторный скутер. Я принял на борт большую серую с тяжелым грузом сумку на длинном ремне, которую принесла сама Джейн из своей каюты. Едой с кухни. И водой дополнительно в довесок к той, что я положил в лодку.
— Кто его знает — сказала она мне, когда я ее принимал на руки. И усаживал в лодку — Вдруг наша экскурсия затянется.
Она, говоря это, сама, заметно нервничала. Но, держалась браво, лучше Дэниела. Похоже, та, прошлая наша в любовных страстных ахах и охах в любви ночь была ей на пользу.
Следом спустился и сам Дэниел.
— Поехали! — сказал он громко, садясь на нос лодки впереди своей сестренки Джейн.
— Давай, заводи, и поехали! — он повторил, и я завел лодочный мотор.

***
— Чур, я первой ныряю! — вдруг, громко, произнесла моя Джейн, заправляя своими пальчиками обеих рук свои, заколотые золоченой булавкой длинные в пучок вьющиеся локонами в колечки черные брюнетки волосы.
Джейн посмотрела на меня и на Дэниела и сказала — Посиди-ка, братишка в лодке, пока мы вдвоем сплаваем, хорошо!
Джейн надела часы, пояс и ласты на голову маску. Она взяла другой прорезиненный гидрокостюм, новый, полностью черный и приспособленный для более глубокого погружения.
Тот, посмотрел на нее и на меня, зыркнув недовольным взглядом, но согласился, молча, регулируя фильтры запасных баллонов к аквалангу.
— Ладно? – она повторила глядя ему в глаза. Их карие почти черные глаза, вдруг встретились и застыли так на какие-то минуты. И Дэни качнул Джейн своей родного единокровного брата кучерявой черноволосой своей двадцатисемилетнего парня головой.
— Ладно — он произнес ей – Я посижу и подожду результатов пока тут.
— Если так дальше пойдет — она произнесла ему — То, я не дам тебе, вообще нырять. Понял меня, Дэни?
— Что случилось, моя крошка? — произнес вопросительно я, уже по-американски, не стесняясь ее так называть при родном брате.
Она в этот раз даже не посмотрела на меня, а все внимание было ее приковано к Дэниелу как родной старшей сестры.
— Я, тоже бываю в дурном состоянии, но все, же, сдерживаю себя в руках — сказала, глядя не очень одобрительно на Дэниела Джейн — Я не хочу, чтобы с тобой, что-нибудь, там внизу произошло. Понимаешь меня, Дэни. Братишка.
Дэниел, понурив свой взор в наполненный сжиженной кислородно-гелиевой смесью восемнадцатилитровые баллоны. Он сидел, регулировал клапана и фильтры. Он молчал. Только недовольно, теперь искоса и как-то обиженно, поглядывая на свою сестренку Джейн. Может, ему было неудобно передо мной, что сестра им практически взрослым уже мужчиной командует.
— А, что, все-таки случилось?! — я, спросил и был в недоумении. И смотрел вопросительно на обоих. Хотя прекрасно понимал все.
— А, ты, не видишь с утра какой он! — сказала, она, громко и жестко как воспитатель, перебивая шум волн Джейн — Не замечаешь, совсем моего брата Дэни! С самого утра, он как ненормальный! Дергается как псих! Весь, какой-то растерянный! Все других спрашивает, а сам давно, уже все собрал и положил куда надо! Или молчит, и ходит сам по себе! Даже, со мной не разговаривает!
Она, глядя, не отрываясь на своего родного брата, продолжила — Обычно бывает его в разговоре, не заткнешь. Болтает и болтает как порой заводной. А, тут, кроме резких обрывочных недовольных чем-то фраз от него не услышишь.
— Ладно, замолчи, Джейн, хватит! — он огрызнулся на старшую сестру – Можно сказать, ты тоже не на нервах сегодня с самого утра! Все это чертово место, не дает покоя тебе тоже! Эти острова, эти черные скалы! Эта карта и конечная эта точка нашего маршрута! Это все сводит меня с ума!
Я, слушал и надевал в это время, молча, глядя на них прорезиненный костюм акваланга, пока они друг с другом объяснялись и доказывали свое. Я, аккуратно сложив в резиновой лодке свою одежду, я просто готовился, молча к погружению.
— Пусть будет, так как теперь решит сама Джейн — сказал я, глядя на мою любовницу и без пяти минут уже даже супругу, влюбленными, обнадеживающими глазами. Застегивая на груди замок. И сам, поправляя под шлангами и фильтром воротник — Джейн у тебя сестренка взрослая. Сама все сегодня решит и рассудит.
Я решил заступиться за Джейн перед ее же братом.
— Давай сегодня не будем с ней спорить Дэни — сказал я, улыбаясь, дружески Дэниелу, поворачиваясь спиной с баллонами к Джейн — Джейн, давай оставим все эти разборки семейные на потом — сказал я ей, делая вид, как ничего не произошло — Сейчас главное погружение и поиск. Нужно быть собранным и в форме.
— Я о том же, любимый — произнесла мне Джейн, и посмотрела уже мягче на родного своего братишку Дэниела. И одевая тоже гидрокостюм.
— Посмотри сзади все в порядке. Там шланги, и все такое — я произнес ей.
— Нормально — Джейн, произнесла, осмотрев сзади все на мне, пока Дэни крутил винтили баллонов. Стравливая по чуть-чуть, гелиевую смесь через мундштуки. Проверяя, снова шланги и фильтры.
— Нормально, а ты посмотри у меня — произнесла Джейн. И аккуратно привстав в лодке с баллонами, повернулась ко мне спиной и своим широким полненьким ягодицами в облегающем подводном костюме женским задом. Глядя все еще взглядом любящей сестры на брата Дэниела.
Я осмотрел ее состояние акваланга.
— Норма, Джейн — сказал я — Ныряем?
Она еще раз посмотрела на Дэниела укорительным, но своим любящим родной сестры взглядом черных цыганских гипнотических глаз. И произнесла ему — Не глупи. И возьми себя в руки Дэни. Я люблю тебя.
И, надев, на маленькие с красивыми загорелыми пальчиками ступни широкие ласты, и маску на красивое миленькое свое девичье покрытое ровным солнечным смуглым личико, вывалилась за борт лодки.
— Удачи, Володя! — сказал громко, ломано по-русски, Дэниел, когда Джейн скрылась под водой — Сам не знаю, что со мной сейчас происходит — произнес уже по-английски он — Это все эти острова, чертовы. Я, даже, не знал, что со мной будет так. Хуже всех. Ну, удачи!
— Ничего. Все нормально Дэни — сказал я ему — Просто, пришло время и ей поработать на глубине. Твоя сестренка, просто прелесть. Слушай ее чаще. Она любит тебя как братишку и дурного, не пожелает.
— Ну, удачи! — произнес еще раз, и громко уже в приподнятом настроении улыбнулся Дэниел.
— Удача нам не помешает Дэни, дружище! — громко, также ответил я ему, смотря в его черные, такие же, как и у моей Джейн, но, какие-то печальные, теперь глаза, через надетую акваланга и стекло маску — Ты отличный парень. Будь таким всегда.
Я, воткнул и закусил загубник дыхательной с фильтром шланга трубки и сделав пару вдохов, убедившись в исправности подачи смеси, посмотрел на темную за бортом синюю с легкими идущую волнами воду.
— «Ни пуха» — произнес я тихо, уже, наверное, сам себе еще добавил –«К черту».
И, перекрестившись, уже в ластах, и надев маску, тоже упал за борт резиновой нашей лодки.

***
Я не узнавал сейчас Дэниела. Что-то с ним было сейчас, действительно не так. Он был резок, и вид был у него, какой-то сейчас убитый. Видно было, что он был весь на нервах. Он, словно, что-то ожидал сегодня с самого утра или предчувствовал.
Я не очень одобряюще отнесся к нему после той фразы — Любовничек. Крайне осудительно, но понимая, что Дэни был все время с утра на нервах еще со вчерашнего дня. От, навалившихся на него, как и на Джейн семейных горьких переживаний от этого мрачноватого места. Которое и мне не очень, то нравилось. И было совсем не по душе. Места гибели самолета их отца. Я сделал скидку на возраст и обстоятельства, и промолчал.
Если, Джейн была, после нашей очередной близкой ночи, более-менее в порядке сейчас, то с Дэни, что-то было сегодня не так. Он на протяжении всего этого времени был предоставлен сам себе. И ему не с кем было, даже близко пообщаться. Мы практически не разговаривали, даже когда я помогал ему в носовом отсеке с проверкой и заправкой баллонов аквалангов. И ремонтом лодочного двигателя. Он, лишь одобрительно кивал мне головой, показывая, что все верно и правильно. И ничего не говорил.
Даже когда прочесывали вместе на резиновой лодке внешний, в полосе прибоя, барьерный риф, между островами, кроме дежурных командных реплик от Дэниела не было, простого свободного слова. Когда сломался двигатель, он вообще, даже психанул. И это было заметно, особенно, когда он пенял на жару в островной бухте. Жара действительно была непереносимая. Но, я не подавал вида. Хотя, это нельзя было не заметить.
Ранее, такого нельзя было увидеть в поведении этого двадцатисемилетнего американского парня. Он всегда был радушным и в приподнятом настроении. Всегда был готов помочь, если, что. Он с большой охотой учил меня управлять яхтой и ее автоматикой. А, я подтаскивал его по морским картам.
Я его, вообще не узнавал сейчас. Он был уже не тот добродушный парень как раньше. Он был на взводе. Казалось чуть, что и в драку кинется.
Видимо Дэниелу кое, что, все-таки в наших отношениях с его сестренкой Джейн не нравилось. Только, он этого не говорил. Вернее в последнее время. Уж шибко мы увлеклись друг другом. И Дэниел остался практически один. В гордом одиночестве. И видимо, он даже не мог предположить, что Джейн совсем голову потеряет от любви ко мне. Оставив его одного в стороне как брата. Вот двадцатисемилетний парень и нервничал. Особенно здесь в этом жутком месте. Плюс напряженная постоянная обстановка с этой чертовой черной гангстерской яхтой мистера Джексон на хвосте, заставляла его дополнительно психовать.
Он был, конечно, не прав в своих вероятных суждениях о себе и обо мне с Джейн. Я чувствовал к нему уже некую родственную даже связь.
Это все через его сестренку Джейн. Через ее ко мне безумную любовь. Я проникся к нему, чуть ли не отцовским чувствами. И старался быть ему, словно старшим братом. Но, он стал, как странно замыкаться в себе постепенно в этом плавании.
Я не рассказывал, наверное, вам, но, мы с Дэниелом частенько болтали о том, о, сем. Пока шли сюда на «Арабелле». Стоя у бортового леерных перил ограждения яхты. И смотря на бушующие за бортом тихоокеанские волны.
Пока яхта шла на автомате, мы по-дружески беседовали о жизни. И о любви к океану. Джейн, даже не знала, о том, что мне Дэни рассказывал из своей личной жизни. И я вот, вам поведал это сейчас, потому как не узнавал сейчас своего лучшего друга спасшего мне жизнь. Пока меня не свалила та непонятная болезнь. И я не очнулся уже здесь.
Я не узнавал, теперь своего друга Дэниела.
Особенно в месте окончательного прибытия. Он, мало со мной разговаривал, даже здесь на палубе. Только, исключительно по делу и все.
После того, как я встал на ноги после болезни, я его уже не узнавал. Он, порой, теперь долго не выходил из своей каюты. С ним, что-то происходило. Если Джейн была, почти всегда со мной, то Дэни был один.
Он, опять повытаскивал все необходимое оружие на палубу «Арабеллы». И уже не убирал его в оружейную каюту яхты. Оно так и лежало на палубе, на всех свободных палубных с инструментом ящиках, постоянно мешаясь. Он все время смотрел вдаль на горизонт. Он боялся. Боялся за себя и за сестренку. Именно, теперь, здесь в этой конечной точке нашего маршрута. Там в океане, пока мы плыли сюда, этот страх был еще отдаленным. Но, теперь он был рядом.
Его страх был не меньшим чем у Джейн. Джейн же со мной она была как-то спокойнее, чем с Дэниелом. Она, тоже, нервничала. И это по ней было видно. Особенно в момент нашей с ней очередной постельной ночи. Но, она как-то, все, же взяла себя в руки в отличие от Дэниела. Может, по тому, что была старше Дэни. Может, еще из-за чего. Но, она гасила в себе свои умело страхи. И, в отличие от не способного это делать Дэниела. Хотя, по ней было видно, как она, тоже дико боялась сейчас всего того, что могло случиться с появлением у берегов этих островов той черной гангстерской яхты.
Я Джейн сказал, чтобы она как старшая его сестренка все же уделяла своему родному брату, тоже больше времени, как уделяет мне. Чтобы он не стал чувствовать себя одиноким рядом с нами.
Джейн сказала мне в постели прошлой ночью, что его теперь, лучше не трогать, и не лезть к нему в душу больше положенного. Это только навредит. Ему одному даже вроде как лучше.
Джейн ласкала, как могла, как родная мать своего младшего братишку. Общаясь с глазу, на глаз с ним в стороне от меня в свободное время, когда Дэниел был не занят ничем. Но, это место видно было давило так на него как, ни на кого другого. Вот Дэниел и был постоянно на взводе сейчас. Он был один и не на что было спустить пар. Именно, здесь и сейчас, он стал вот таким, неузнаваемым. В этом жутковатом месте. После нашей с Джейн очередной проведенной вместе ночи. Даже, обед прошел в главной каюте как-то скомкано.
Дэни не было покоя. Стояла вторая предвечерняя половина дня, и он раньше всех выскочил, из-за стола, оттолкнув в сторону нервно тарелку с жареным омаром. А сваренный Джейн суп с островной козлятиной и приправами вообще есть не стал. Хотя это уплетал за обои уши в первую очередь.
Помню, как он, выпив наскоро бокал белого вина, сорвался опять наверх готовить резиновый с водолазным оборудованием скутер. Его словно кто-то подталкивал и не давал покоя Дэни. Торопил с работой, точно он не успеет.
Мы с Джейн, помню с крайним волнением за столом в главной каюте, переглянулись, наблюдая за его странным, таким вот поведением.

***
Джейн, взглянув на свои и мои наручные часы, чтобы я следил за временем, и пошла первой. Проплывая над дном подводного кораллового обширного плата.
Ее новый прорезиненный красивый гидрокостюм сине-черного цвета, красиво планировал в темной синеве второго подводного плато.
Я шел за ней следом. Мы двигались на семидесятиметровой глубине, медленно, делая виражи под водой, окруженные местной плавающей фауной и не спеша, рассматривая все вокруг. Благо, видимость была хорошая.
Мы так дошли, почти до края подводного кораллового плата. Это было, как оказалось, верхнее плато. Все заросшее кораллами и прочей растительностью.
Кругом были, лишь заросли водорослей и кораллов горгонарий. Все дно было в морских ежах и звездах. Дно уходило, куда-то вниз, почти как тогда там на том атолле, только в сторону под косогор к океану. Впереди была, словно, большая яма. И все ее дно было, где-то там внизу во мгле глубины. Сколько было там метров, я не знал, но, как оказалось оно уходило к краю океанского обрыва. И Джейн подплыв ко мне, показала руками, что проверит одна. Она сказала, чтобы я ждал ее здесь. Взяв из моих рук фонарик, она пошла в глубину провала. Над самым дном, и скоро исчезла из виду.
Я, тогда подумал, что может зря я ее отпустил туда одну, но, так вышло, что я согласился со своей любимой.
Ее было долго не видно в той глубокой мутной водной мгле. И я начал беспокоится, как и тогда за Дэниела в той островной лагуне пальмового атолла.
Я с края провала не спускал взгляда через стекло маски в мутную пелену водной массы, кишащую мелкой рыбешкой. Снующей возле моего лица и головы. Глотающих отработанную моими человеческими легкими углекислоту, выходящую большими вверх летящими в облаке пузырьков из моих фильтров над баллонами.
Я, тогда же еще подумал, и предложил Дэниелу, что надо было применить с моторной лодки эхолот сонар с камерами. Но, у нас до темноты было в обрез уже времени. И надо было выбирать одно из двух.
Или сканировать дно этого плата подводным аппаратом. И потом, только на следующее утро, делать уже погружение на обследуемое место. Но, подавленный здешней обстановкой Дэниел в убитом настроении долго играл в молчанку, сидя закрывшись у себя в каюте. И, потом сказал, что будем нырять.
И его решение я принял как есть, глядя на него, теперь мало узнаваемого.
— Нырять, так нырять — сказал, помню, тогда я ему — Решено.
Прошло больше, двадцати минут, с момента ухода Джейн в синюю морскую глубину глубокого кораллового провала. У Джейн были баллоны на 18 литров смеси. Время уже практически все вышло. И я стал волноваться.
Но вскоре она показалась. Она уверено и быстро шла из синей глубины, светя фонариком мне практически в лицо, и распугивая светом кишащих вокруг нее рыб. Ее черно-синий акваланг, пуская большие пузыри отработанной кислородно-гелиевой смеси. Свет вырывался из глубины, и она летела прямо на меня. Я начал махать руками, чтобы моя девочка меня увидела. И знала, куда плыть. Разогнав большую стаю над верхним краем обрыва молодой макрели, Джейн приближалась ко мне. И видно, по всему очень спешила. Это было, видно по тому, как она работала своими прелестными в облегающем гидрокостюме девичьими ногами и ластами. Оставляя много пузырей отработанного воздуха за собой. Что-то ее либо, встревожило, либо напугало, но, она буквально летела как торпеда в мутноватой океанской воде.
А может…
Некогда было уже думать. И я подхватил, буквально свою любимую на руки, когда она вырвалась вверх из водной толщи ко мне.
Я смотрел в ее маску и видел ее в слезах черные девичьи обворожительные по красоте как бездна океана глаза.
Джейн показывала, что нашла то, что они все искали. Она жестами показывала туда в глубину мутного провала на всю ширь подводной территории, что там были обломки самолета. И она, как я понимал, не могла от волнения успокоиться.
Я ее, взяв за плечи, прижал к себе и старался под водой успокоить, как мог. Прижимая к себе и обнимая.
Я показывал, что надо подыматься. Что, пора и время на исходе. Воздуха хватит, только на подъем. Джейн была на срыве. Хотя, до этого была совершенно спокойна и решительна. Она нервно глубоко и очень тяжело дышала. Ей не хватало в акваланге уже гелиевой смеси. Такое ее состояние было крайне опасным. И надо было срочно всплывать на поверхность с семидесяти метровой глубины. Останавливаясь на некоторое время, для кратковременного отдыха, выравнивая давление в своем и ее организме, чтобы перенести легче декомпрессию. Гелиевая смесь позволяла легче перенести это и, почти не останавливаясь, позволяла всплыть к поверхности океана. Но сейчас надо было действовать несколько иначе. Не то было у Джейн состояние, чтобы разом вылететь на поверхность океана.
Она покачала головой в знак согласия. И первой ринулась наверх, а я за ней.
Ей от волнения уже не хватало воздуха. И Джейн устремилась прямо к поверхности воды, задержав дыхание и на выдохе, чтобы избежать возможных последствий перепада давления у поверхности воды. Вынырнув далеко от нашей лодки. Я вынырнул рядом с ней тут же следом. И Дэниел увидев нас, завел мотор лодки, подлетел к нам на скутере, буквально в два счета, плавно повернув его к нам боком. И мы одновременно, вцепились руками в резиновую с веревочными поручнями по бортам мотором лодку. Сняв свои маски, и выплюнув мундштуки шлангов. Мы бросили маски через борт внутрь лодки. И по очереди полезли в скутер, сняв в воде баллоны. Я помог Джейн, толкая ее в женскую широкую красивую попку и за ее девичьи полненькие ноги. А Дэниел быстро вытащил за руки и хватая за баллоны меня.
Мы сидели напротив друг друга. В зависшей над подводным обширным плато резиновой большой с мотором лодке. Над семидесятиметровой глубиной и толщей соленой синей воды.
— Там все дно в обломках! — пролепетала в слезах Джейн — Там обломки и искореженное железо, переломанное от удара об воду. По всему обрыву. Кресла и вещи мертвецов. Там даже кости по всему дну разбросаны. Черепа взрослых и детей.
Джейн схватила меня за правую руку своей левой трясущейся на нервах от ужаса девичьей рукой.
— Я не видела сам самолет, но это точно от самолета! — она взмолилась — Давайте отложим на сегодня, Володя! Мне не хорошо, после того, что я там увидела! Мне нехорошо!
Она с трудом дышала. И эта была опасная одышка. Теперь еще и Джейн была вне себя. И я произнес им обоим – Лучше бы я поплыл туда один.
Джейн в испуге от того, что там, видимо, увидела, перекачалась гелиевой смесью. У не было невероятно возбужденное как на иголках состояние. И ее грудное дыхание было крайне неровным. Она хватала воздух, своим ртом, приоткрыв свои аленькие девичьи губки. Видно, как она, задыхалась, сняв судорожно дрожащими пальчиками своих рук маску акваланга. Там под водой ей пришел бы конец, задержись она еще на какое-то мгновение. Было похоже на кислородное отравление.
Джейн еле пришла в себя. Она тряслась в испуге. Смотрела то на Дэниела, широко открытыми своим черными глазами. Потом на меня. Мы с разных концов лодки смотрели на нее. У Джейн текли по смуглым загорелым девичьим щекам горькие слезы. Мы сидели, молча, и смотрели на нашу заплаканную Джейн.
— Мне не хватило нервов и смеси — она дрожащим голосом выдавила из себя, все обследовать до конца. Я думаю, там дальше будут обломки самого фюзеляжа и кабины лайнера. Самолет упал брюхом и видимо взорвался прямо на самой воде от удара и детонации горючего в крыльевых баках. Все разбросало далеко, что даже невозможно точно с ориентироваться, где и что?
Тут Дэниел как ужаленный сорвался с места.
— Я плыву! — Дэниел, выкрикнул, и лихорадочно начал надевать свой акваланг.
— Я должен быть там! Там мой отец! И я должен быть там! Я нашел его! Я должен быть там! — он затвердил как помешанный.
— Остановись, Дэни — произнес я ему и схватил Дэниела за правую руку.
— Не пускай его, Володя! — Джейн напугано закричала, прейдя в себя.
Она, тоже схватила Дэниела, уже за левую руку, но тот вырвался из наших рук.
Она тогда подскочила к нему и прокричала — Не пущу! Я же сказала тебе, что если что, то не пущу в воду!
— Очень я тебя послушал! — возмутился Дэниел, продолжая снаряжаться — Вечно ты командуешь мною! – он крикнул своей сестренке Джейн — Вон им командуй! Он, тебе дороже, теперь меня!
Наконец с него вырвалось то, что, похоже, уже долго болело.
Дэни указал на меня. И я тогда не выдержал.
— А, ну, уймись, мальчишка! — крикнул я ему –Ты, сопляк! Слушай, что старшие тебе говорят! Слушай, болван молодой, что сестра родная тебе говорит! — я выругался, громко взбесившись — Ты, придурок, там погибнешь! Ты это и сам должен знать, раз плаваешь с аквалангом! — закричал я на него уже сам, сорвавшись — И не смей на сестру свою кричать! Она зла тебе не пожелает! Я с Джейн согласен!
Он, от неожиданности, вытаращил на меня свои черные удивленные глаза. Он, просто, не знал, что я могу быть еще и таким, как не знала и моя любимая Джейн. Ее это тоже удивило и даже напугало.
Джейн, тоже вытаращила на меня свои черные в испуге девичьи безумной красоты залитые слезами глаза.
Они оба замерли, перепугано глядя на взрослого тридцатилетнего русского дядю, что был взбешен и в состоянии гнева. Но, Дэниела как видно это не сильно напугало. И он с новой яростной силой стал назло еще и мне, глядя на меня с остервенением и злобой вырываться из рук своей сестренки Джейн. Продолжая одевать прорезиненный костюм своего черного с красными вставками акваланга. Мне, уже, видимо делая назло, накипевшее внутри молодого двадцатисемилетнего латиноамериканца мулата с индейской горячей кровью, видимо, вырвалось наружу.
Его глаза стали безумными, и он вырывался из рук сестренки Джейн.
— Дэни, милый братишка, нет! Прошу тебя! — Джейн прокричала и вцепилась с новой силой в руку Дэниела. Она закричала как ненормальная, держа его сжатыми своими загорелыми цепкими утонченными женскими пальчиками правой девичьей руки за левую руку, не пуская его в воду.
— Остановись, Дэниел! — она кричала как полоумная — Слышишь, я тебе молю, братишка!
Я понял, что одной Джейн его уже не остановить. Он, словно, сошел с ума, и его понесло от горя и долгих переживаний. Кратковременное умственное помешательство взяло над Дэниелом верх.
Он, никого не слышал, и я, пулей метнулся с кормы лодки к носу и навалился на него, повалив вместе со стоящими в лодке рядом кислородными баллонами на дно резиновой лодки. Они, буквально упали сверху на нас и обоих придавили ко дну скутера. Джейн, громко вскрикнув, отпрыгнула назад, отползая быстро напуганная на широкой своей женской полненькой широкой заднице, к хвосту скутера к его мотору.
Лодка опасно закачалась на волнах. И мы чуть не перевернулись и не утопили все наше водолазное снаряжение.
Я схватил Дэниела своими руками за его руки и начал их придавливать под себя. Я был все же сильнее его. Я скрутил его и подмял под себя силой, какой владел. Затем, перевернул на живот и удерживал так и в таком положении. Да, умение еще с армии было. Служил все-таки в морфлоте и кое-что проходили и на гражданке я занимался в свободное от работы спортом и атлетикой. откуда вы думаете у меня сильные мускулистые руки, грудь, пресс, ну и все остальное. Само наросло что –ли? Я самым был крепким и сильным в команде иностранного моего утонувшего и сгоревшего судна «КАTHARINE DUPONT».
— Ты сдурел! — заорал Дэниел на меня — Ты, что совсем охренел! Отпусти меня! Убирайся! Отпусти, гад!
— Заткнись! – я прокричал ему, удерживая Дэниела в таком положении –Ты никуда отсюда не поплывешь и даже не двинешься с места, придурок молодой!
Он, пытался вырваться. И хоть был жилистым и тоже крепким и сильным парнем, все же я оказался сильнее и Дэниел не смог вырваться из моих сильных мускулистых рук русского моряка.
Я весил килограммов восемьдесят. Да, плюс баллоны акваланга, упавшие на нас сверху. И лежащие у меня на спине.
Крик Дэниела свелся на бешенный истеричный визг. От бессилия, зла и обиды.
Джейн отползла совсем к корме лодки и прижалась к заглушенному мотору. Она перепуганная и понимая, что дело далеко не шуточное уже, закричала мне — Не делай ему больно! — закричала она, вдруг с хвоста скутера — Отпусти его! Слышишь, немедленно отпусти! Ему больно!
— Заткнись, дура! — вдруг вырвалось в гневе у меня — Заводи мотор! — крикнул я ей — Быстро, заводи! Что ты ждешь! Если я его не буду держать это дурак, сиганет за борт и без акваланга! Живо заводи мотор!
Дэниел вырывался с яростью и ругательствами из моих мужских сильных русского моряка рук. И по всему было видно, он был в таком состоянии, что точно прыгнул бы за борт скутера.
— Дэни! — кричала в испуге в слезах напуганная сестренка Джейн — Дэни, миленький успокойся. Не надо делать то, что будет опасно! Давай до завтра подождем!
Она дергала рукоятку пускача мотора, но не могла завести.
— Ну, заводи же! — кричал, помню я на нее — Заводи!
— Не кричи на меня! Не смей кричать на меня! — кричала в ответ Джейн — Сам дурак! Не делай Дэни больно!
Дэниел парень был под стать мне крепким и тренированным. И его удержать было делом сложным. Я скрутил под собой ему руки, держал, как мог. Мне просто повезло перехватить на себя инициативу и лучший момент. Иначе он либо выпрыгнул бы за борт, либо мне бы с ним справиться было значительно труднее.
Я орал на свою Джейн, как, тоже полоумный, пытаясь уплыть быстрее отсюда, пока Дэниел, вообще не выпрыгнул за борт, в чем есть.
— Ну, давай же! Заводи, ты этот чертов мотор! — кричал я на Джейн.
Та, тоже как сошедшая с катушек, кричала на меня вся перепуганная случившимся, и чтобы я не делал парню больно. И умоляла его одновременно не сопротивляться.
— Дэни, миленький! Дэни! — кричала она, крутя судорожно дрожащими от нервной тряски девичьими загорелыми ручками рукоятку пускача мотора.
— Замолчи! — крикнул я ей, удерживая под собой ополумевшего от горя, обиды и злобы двадцатисемилетнего мальчишку — Заводи мотор и отсюда! Быстро!
— Пусти меня! Подонок! Отпусти! — кричал подо мной придавленный и схваченный моими руками Дэниел — На кой черт, я был такой добрый к тебе и щедрый! – он неиствовал в бешенстве — Надо было тебя не подбирать, тогда в океане! Выбросить за борт, снова как паршивую собаку! Ты командуешь тут моей сестрой и поселился на нашей яхте как ебарь моей сестренки! Джейн, кого ты пригрела у себя на груди, кого?! Видишь?! Ты вообще Советский диверсант или кто?! Кто ты вообще?! Кто такой, что тут творишь такое?!
Вдруг Дэинел зарыдал и стал обливаться своими горькими слезами от душевной боли.
— Почему, ты не утонул со всеми на том корабле?! Черт тебя дери! – он произнес – Может это ты его утопил и поджог?! Ты убийца и диверсант русский!
— Замолчи, Дэни — я уже тихо ему произнес и прижался двадцатисемилетнему парню к правому уху – Дэни, мальчик мой, прошу тебя, успокойся. Я не могу тебя сейчас отпустить. Ты позднее поймешь все, позднее и почему? Успокойся, прошу тебя. Не делай больно себе. Я тебя, просто держу, а ты своим сопротивлением причиняешь себе только еще одну боль.
Я повернул голову, когда Дэниел перестал дергаться и сопротивляться мне. Я посмотрел на Джейн и она на меня. В ее красивых обезумевших тоже от горя и боли глазах было нечто, что я не могу описать, даже сейчас вспоминая тот Джейн, моей любимой девочки взгляд.
Вдруг загудел лодочный мотор. Это Джейн, все-таки его завела. И, мы с места рванули по той дороге, по которой и приплыли сюда в обход острова вдоль нависающих его внешних к океану скал, выскакивая на полном ходу из подводного островного со стороны океана кораллового плата. Скутер как дурной запрыгал на волнах, и понесся, что духу в сторону бухты. Огибая большой черный остров и врываясь в коралловую лагунную бухту между островами. Стремительно летя к нашей стоящей там, на якоре яхте «Арабелле».
Дэниел, вдруг совсем замер подо мной. Видимо, поняв свою беспомощность под моим весом и силой взрослого мужчины. Он замер и затих, понимая и осознавая свою беспомощность в моих взрослого русского моряка руках.
Он просто плакал навзрыд, как ребенок.
— Успокойся, Дэни — тихо ему сказал я — Успокойся, мальчик мой, ни делай глупостей. Я понимаю тебя, успокойся, прошу тебя.
Я пытался его утихомирить и успокоить, как только мог. На глаза мне тоже наворачивались слезы. Вот уж не думал, что буду тоже плакать вместе с этим парнем латиноамериканцем. И вот так сочувствовать ему и моей красавице и любовнице Джейн. Во мне была горечь и тоже боль. Но я все прекрасно оценивал и понимал тогда. Отдавал себе четкий отчет всему как взрослый ответственный за чьи-то судьбы и жизни мужчина.
— «Нужно было хоть, что-то ему говорить» — думал я. В таких ситуациях это необходимо.
— Ты в таком состоянии, просто утонешь, там, на глубине — произносил тихо почти на ухо шепотом я — Обязательно, что-нибудь случиться, и ты погибнешь. И, никто тебе там не поможет. Пойми меня Дэни. Пойми меня как взрослого опытного моряка мужчину. Посмотри на сестренку твою Джейн. Ты хочешь ее свое гибелью и смертью совсем осиротить. Вас и так всего осталось двое. Брат и сестренка. Так подумай о Джейн, Дэниел. Пожалуйста. Ты хороший парень. Я знаю. Ты просто сейчас сорвался и не в себе от горя и утраты. Мне такое тоже знакомо, поверь. Я сочувствую вашему с Джейн горю. Но Джейн, она, тоже не хочет, чтобы ты сейчас был там. Ты не в себе и тебе надо успокоиться.
— Я спокоен — он мне произнес — отпусти меня.
— Отпущу, если пообещаешь мне не делать никаких глупостей – произнес я Дэниелу.
— Отпусти сейчас же — он произнес мне тихо — Не буду ничего делать. Я спокоен как никогда. Только ты мне, не друг, и брат. Понял меня?
— Ладно, хорошо. Пусть будет так, Дэни – я произнес Дэниелу – Только не глупи.
Я повернул голову к моей Джейн, управляющей резиновой летящей по волнам лодкой.
— Пересядь к нему — я, произнес Джейн — Ты ему сейчас нужна, как старшая сестренка. Успокой его и приласкай парня.
Джейн остановила скутер, и я отпустил Дэинела и отодвинул в сторону баллоны акваланга. Быстро отошел назад к корме лодки и Джейн. А та, поменявшись со мной, местами перешла в сторону лежащего в лодке лицом вниз недвижимого среди баллонов Дэинела.
Я понял, что он уже не пошевелится, даже. Раз мы уже были далеко от места катастрофы.
Я сел за двигатель и руль управления резиновой лодкой.
Джейн села возле своего брата. Дэниел поднялся обнятый Джейн и сверкнув в мою сторону остервенелым мстительным взором. С выражением презрения на своем лице., А Джейн прижалась к его широкой парня латиноамериканца южанина груди. Они обнялись, словно мои захваченные в неволю пленники и прижались друг к другу.
— Дэниел, молю тебя — пролепетала ему она очень тихо — Послушай меня, твою сестренку. Успокойся миленький. Давай, вернемся на яхту и все обсудим вместе. В другой обстановке и по мирному. Мы поймем друг друга. Я знаю. Мы всегда понимали друг друга.
Дэниел молчал. Он смотрел, куда-то теперь в сторону в борт лодки. И молчал как немой. Он был в шоке. И ему, наверное, было жутко стыдно от того, что он, пытаясь быть взрослым и сильным, был, теперь слабым и от того, что только что сделал.
— Он чужой здесь. Зачем, он здесь? – произнес он зло в мою сторону — Он лишний на нашей «Арабелле».

Ночь последней любви

Дэниелу было жутко стыдно за свой срыв. Но больше всего стыдно за то, что оказался слабым в тот момент, когда надо было сильным. Все же он был еще мальчишка, хоть и соображал как уже вполне взрослый. Он заперся в своей каюте на всю ночь. И я его больше до утра не видел. Только свою милую красавицу и обиженную на меня почти со мной не общающуюся и не разговаривающую Джейн.
Я ей сказал быть с Дэниелом, по крайней мере, пока он окончательно не прейдет в себя и не успокоиться.
— Уйди в свою каюту и не мешайся тут — произнесла она, сердито сверкая своим карими почти черными на серьезном девичьем личике глазами мне. Джейн насупила свои изогнутые черные брови и была сердитой и обиженной. На меня, и на брата Дэниела. Обиженной за то, что заставили ее испугаться и пережить все вот такое. За Дэниела и за себя.
Первый семейный скандал. Что ж не всегда все бывает гладко и красиво. А может и к лучшему для нас всех. Такое должно было произойти когда-либо. И вот произошло. Ничего все утрясется и наладится.
Я не пошел к себе в жилую каюту, а пошел в главную кают кампанию и решил надраться алкоголем.
Завалившись в красное стоящее то самое кресло, перед которым моя красавица и любовница Джейн полуголая выделывала свой восточный красивый сексуальный и бесподобный как танцовщица какого-либо и наложница шейха или султана любовный танец живота, падая тут передо мной на вот этот расстеленный на полах ковер. А я как ее господин и повелитель любовался ей. Я уже под хорошим хмельком, вспоминал тот ее голый вращающийся перед моими восторженными русского моряка синими глазами девичьей с кругленьким пупком загорелый, почти черной в скользкой пальмовой смазке живот. Звон монетных на ее золоченом лифчике и тонком на голых бедрах пояске монет и шуршание сверкающего бисера. Парящая юбка из белого шелка, полупрозрачная вуаль на мелькающих под ней голых загорелых до черноты Джейн ногах. Ее ляжки и колени. Ее подтянутый узкими плавками под тем пояском волосатый с вагиной лобок. Черные, вьющиеся колечками во все стороны длинные Джейн локонами волосы. И тот на голове над милым ее с теми черными бровями и глазами золотой в бриллиантах как корона королевы танца живота и всех диких змей, с большим бриллиантом посередине венец. Алые на смуглом загорелом личике Джейн жаждущие жарких страстных поцелуев губки и глубокая ямочка на ее подбородке. Мелькание женских в золоте браслетов и звон круглых чашечек музыкальных сагат. Свет свечей, грохот барабанов и стонущий голос флейты. Звук, летящий со всех сторон от японской стереосистемы «SONNY» в этой большой трюмной каюте.
Полет красивого в кружении мотылька вокруг по всей этой каюте и кресел со столиком уставленным фруктами и бутылками французского и итальянского вина.
В плавках и русского моряка штанах снова зашевелилось. И мой член уже торчал на изготовке в ожидании женской промежности. Меня охватил приятный любовный озноб. Я взял из винного полированного с красными дверками шкафа бутылку виски и открыл ее. Но пить, пока не стал.
— Ну как, я лучше твоей Тамалы Низин? — я услышал моей красавицы и любовницы Джейн снова голос.
— Джейн — я произнес, вслух, уже пьяный, напившись крепкого вдоволь пива, видя ее перед собой, извивающейся змеей и танцующей, увлекающей к себе и на этот в коврах пол. Безумный неудержимый с любимой секс, жар и пот. Духота от горящих расставленных по всей кают кампании тающих от огня свечей.
Я еще вспомнил тот остров с островитянами. Визгливых малышей. Праздник и яркие звезды с луной на небе, что провожали нас, двоих безудержно влюбленных друг в друга, вдоль кораллового песчаного берега. Шумный ночной прибой волн у песчаного берега. Наше с Джейн купание ночное в прибрежных теплых волнах. Бутылка водки и эти креветки, и тот из какой-то растительности салат. Потом, ту сплетенную из лесного тростника рыбацкую заброшенную заваленную пальмовыми листьями хижину. И как мы занимались с Джейн там тоже любовью. Наши дикие крики, и стоны были слышны в той темной ночи. И лишь гулкий волн прибой глушил их. Я вспомнил нашу с Джейн первую любовь в ее каюте на том штормовом атолле, где первый раз я вошел в мою Джейн и овладел ей. Потом как оказался на этой скоростной, летящей по волнам круизной яхте под бортовым названием «Arabella». Свою ту катастрофу и пожар, и как я, уже попрощавшись с жизнью, был готов умереть. И вот я тут. Сижу в этой кают кампании и гостиной «Арабеллы» и пью пиво. У меня есть друг и имя ему Дэниел Морган. И есть подруга и любовь всей моей разнесчастной потерянной и никому не нужной жизни, русского моряка торгового интернационального флота Владимира Ивашова, Джейн Морган.
Я приказал сам себе немедленно успокоиться. Джейн рядом ведь не было. Только у пьяного в его пьяной затуманенной алкоголем голове были приятные любовные воспоминания и желания. Я отмахнулся от них. Но на смену их пришли иные из моего далекого уже прошлого.
Посидев целый час в главной каюте «Арабеллы», потягивая из горла пиво, погрузившись в воспоминания до самого русского Дальнего Востока, вспоминая свой дом, умерших родителей, армию и флот. Свою развалившуюся в перестройке и перевороте Советскую на части страну. Перебирая все в своей пьяной русоволосой голове. Поглядывая на висящие, на стене главной каюты корабельные часы.
Было уже двенадцать часов ночи, с того момента как мы забрались назад на «Арабеллу». Было девять, а сейчас уже двенадцать. Начало уже темнеть. И до сих пор, никто не выходил из своих кают.
Я, осуждал себя за некоторые действия по отношению к Дэниелу. Может, я был в чем-то, не прав. В своих действиях. И тоже, где-то была моя вина. Но, я не мог поступить иначе. Если бы я не поступил так, то Дэниел, мог, просто прыгнуть за борт и погибнуть под водой на глубине.
Дэни не отдавал себе отчет в том, что делал. И его надо было остановить и спасти от глупости и отчаяния. Но, надо было все равно, извиниться перед ним за свои действия еще в самой лодке. Я этого не сделал даже, когда поднялись на «Арабеллу». Меня обидели последние слова Дэни — Он чужой здесь. Зачем, он здесь? Он лишний на нашей «Арабелле».
Но я сейчас уже отошел от них и был снова и как обычно рад общению и с ним и с Джейн. Все должно было наладиться. И я должен был все исправить.
Джейн не разговаривала со мной. В ее каюте не играла музыка. Она проходила мимо из своей каюты в каюту Дэниела и смотрела на меня презрительным взглядом. Ясно, она не ожидала, что я поведу себя так по отношению к ее любимому брату. Но, не сделай я, так попутно еще отругав саму Джейн, неизвестно, что могло бы случиться тогда в резиновой лодке.
Я просто взял ситуацию в свои руки в нужный момент.
Джейн это понимала, но обиделась за оскорбления мои в ее сторону.
— Любимая — я произнес, когда она, проходила в очередной раз мимо меня стоящего в узком длинном трюмном коридоре яхты, взяв с винного шкафа бутылку виски в главной каюте «Арабеллы». Я желал распить ее вместе с моей обиженной на меня красавицей Джейн Морган. Приласкать брюнетку и смуглянку девицу. Я стремился загладить свою вину.
Она, глянув едко черным гневным взглядом черных своих глаз, прошла снова мимо в каюту к Дэниелу.
— Я не хотел вас обоих обидеть, Джейн – произнес я ей, мимо меня проходящей в спину — Милая, моя. Я люблю тебя, как и Дэни.
Но, в ответ была, только тишина. И ее шаги в сторону каюты Дэниела. мелькание ее загорелых почти черненьких н стройных женских ножек из-под наброшенного на практически голое в одном полосатом купальнике девичьего нежного в плотном ровном солнечном загаре тела шелкового белого Джейн, короткого халатика.
В это время моя Джейн была у Дэниела. И как его родная сестра, успокаивала парня, лаская его и уговаривая успокоиться после всего недавно пережитого. Это была серьезная первая вот такая межу нами ссора.
Я захотел, сегодня вообще напиться, и было, тому, вроде бы причина. И я, чуть не сделал так, посматривая уже в легком опьянении на винный полированный из красного дерева шкаф «Арабеллы», стоя на пороге в открытой двери главной трюмной гостиной каюты.
Я хотел, взять водки или вина, к тому, что было уже в руках, но, что-то меня остановило. И я, с бутылкой открытого виска, поплелся мимо кают моей Джейн и Дэниела к себе в свою жилую каюту.
Я остановился возле приоткрытой двери каюты Дэни, прислушиваясь к ним. Слышно было, как Джейн шепотом успокаивала Дэниела. Я даже, хотел постучаться к обоим. Особенно в этот момент к другу Дэни, но, передумал. И поплелся дальше к себе. Но на полдороги остановился и махнув пьяной правой рукой, вернулся и открыл настежь дверь в каюту Дэинела.
Я встал на пороге.
— Что тебе нужно? — произнес он мне сам.
— Прости меня, Дэни — тихо произнес с виноватым видом я.
— Ты за этим сюда и пришел? – он произнес мне.
Дэниел дернулся и быстро отвернулся, лежа на своей постели. И смотрел тупо в прикроватный столик.
— Выйди вон – произнесла мне Джейн — И дверь за собой закрой.
Меня снова задело. Что как какого-то мальчишку выгоняли вон. Я хотел пообщаться и все разрешить мирно и просто помириться. Но после этих слов вспылил.
Я взбесился и захлопнул дверь в каюту Дэниела, крикнув им обоим — Ну, и черт с вами! Сидите в своих каютах и молчите! На кого обижаетесь! На себя! Сами натворили, черт знает что, а на меня обижаетесь! Если бы не я! Да ладно!
Я зашагал в своих тапочках сланцах, раздетым до пояса. В плавках и в своих любимых моряка штанах. В свою каюту прямо с прихваченной из винного шкафа в кают кампании открытой бутылкой виски.
Я ввалился под легким градусом в свою каюту. И закрыл за собой, тоже дверь. Нет, я захлопнул с грохотом дверь.
— Глупый мальчишка! Взрослый! Ведь должен понимать! – прокричал уже у себя я.
Я даже весь взбесился. Потому как был порядочно пьян и плохо контролировал свое поведение.
Потом, послал все и всех — Да, пошли вы все!
Психанул, и ударил кулаком свой каютный из красного дерева шкаф. Да, так, что проломил дверку и ушиб до крови правую руку.
Я буквально, залпом из самого горлышка, досуха осушил бутылку виски. И выругался, помню, и на себя и на все и всех вокруг чисто по-русски. И упал на расстеленную свою постель. Глядя в потолок своей каюты.
— Что мне теперь на коленях ползать, что ли?! Просить прощение?! –я помню, забурчал сам с собой — Я не мог поступить иначе! — сказал громко я, надеясь что меня будет слышно — Джейн, тоже хороша! Нет, чтобы поддержать меня, ты ему потакаешь! Ведь он, твой брат! Конечно брат! Но не нянька же!
Все же я был не во всем прав. Я признал даже пьяным это.
И уснул.
Я не помню, сколько проспал. Сказывались последствия еще той болезни. Сохранилась болезненная во мне усталость. И я отключился и спал без задних ног. Но вскоре, ощутил, что-то неловкое и понял, что на меня смотрят. Ощущая, чей-то пристальный постоянный взгляд на себе. Этот взгляд просто прожигал меня и сверлил. Я заворочался и открыл свои все еще пьяные русского моряка глаза. И мгновенно проснулся. Я увидел невдалеке от себя мою девочку Джейн Морган. Она была, снова в белом своем теплом махровом длинном том халате. И сидела напротив меня в кресле, у моей постели в моей каюте в ночном уже полумраке.
Было, наверное, часа два ночи. Когда она вошла ко мне и тихо села на стул в моей каюте.
Она держала в своих миленьких женских загорелых ручках бокал с красным французским вином и смотрела на пьяного вдрызг меня. Потом, она, отставила бокал в сторону на прикроватный столик.
Она навалилась на спинку стула, изящно, выставив свою левую, целиком голую загорелую до черноты левую из-под длинного откинувшегося в сторону подола своего того махрового теплого белого и длинного халата полненькую красивую как сама Джейн ногу в мою сторону. Забросив ее на правую.
Она смотрела на меня с грустным видом. Как-то не так совсем как раньше. В ней была все та же страсть от любви ко мне, но была и некая грусть c чувством некоего беспокойства и сожаления.
— Джейн! — прошептал я, протирая свои заспанные глаза — Ты пришла, моя любимая!
— Я, еле успокоила брата Дэниела — сказала тихо она мне — Он в шоке и еле отошел. И теперь, спит.
— Милая моя, прости меня за тот с Дэниелом поступок — я, было, произнес, помню своей милой Джейн.
— Не говори больше, ни слова — тихо и спокойно произнесла она, не отрываясь, глядя на меня черными своими цыганскими завораживающими как у цыганки Рады в полумраке каюты глазами.
— Любимая! — произнес снова я, приподымаясь с постели — Прости меня!
— Молчи! — произнесла уже сердито моя Джейн.
Она встала со стула и подошла быстро ко мне, сбросив свой тот белый махровый халат и прямо на пол каюты. Со своей обворожительной загоревшей до черноты девичьей обнаженной сейчас полностью фигуры. Без купальника. И даже без своих плавок. Совершенно голая. В полумраке без света в каюте.
Свет она не стала включать.
Сверкнув, в какое-то мгновение, голым овалом крутых, почти черных от загара бедрами девичьи ног, и голым выпяченным в мою сторону пупком девичьего загорелого до черноты живота. в лучах стоящей на небе среди горящих ярких звезд желтой луны, что смотрела мне прямиком в оконный приоткрытый иллюминатор. В полумраке в слабом освещении моей каюты.
Я быстро соскочил и сел на задницу. И даже хотел встать, но Джейн, повалилась меня на постель. Просто сильно толкнув обеими руками пьяного. И я упал поперек своей расстеленной кровати, раскинувшись на ней и подвластный моей красавице и любовнице по имени Джейн Морган.
Джейн, сдирая буквально с диким остервенением с меня мои русского моряка летние брюки. А, затем и плавки. Бросая их тоже, как и свой халат на пол моей жилой ночной каюты.
— Я оскорбил тебя, любовь моя! — я пролепетал нежно и тихо ей — Я, поверь, не хотел. Так вышло. Я…
— Я сказала тебе, молчи — произнесла моя Джейн уже тише — Я простила тебя уже. И замолчи, прошу тебя. Ни произноси больше, ни слова — Джейн повторила мне, и я замолчал, смотря на такую убийственную, стоящую передо мной и моей постелью ночную красоту.
Я видел обнаженной Джейн, но сейчас это было нечто. И в полный рост.
Моя брюнеточка и мулаточка Джейн Морган стояла перед моей кроватью, и я в полумраке своей каюты любовался ее загорелым и отсвечивающимся от загара бронзой женским гибким красивым нагим телом. Бедрами и ляжками. Волосатым лобком , округлые и полненькие широкой женской задницы ягодицы, с животом с красивым круглым пупком. Гибкой узкой, как у русалки или танцовщицы востока талией. Девичьей полненькой с торчащими черными сосками грудью. Все это в ровном солнечном идеальном плотном загаре. На фоне идущего из иллюминатора света. Почти черное и такое красивое. Точно Богиня пришедшая ко мне из самого океана. нимфа Посейдона зашедшая как бы случайно в мое ночное стоящее на волнах плавучее парусное жилище.
Я протянул к Джейн свои мужские поднятые вверх руки, готовый принять ее к себе.
— Люби меня, любимый — страстно произнесла, тяжело задышав, она мне и опустилась сверху, опиревшись о постель расставленными по сторонам, голыми руками. Свесив надо мной свою с торчащими возбужденными сосками женскую грудь.
— Люби, как не любил еще никогда, Володя – произнесла, помню, нежно и ласково она мне.
Я буквально и дико, схватил ее за гибкую узкую женскую нагую спину своими обоими сильными русского моряка руками. Молча, прилип к ее полным сладким женским страждущим любви губам, своими губами. Потом к ее трепыхающейся в жарком дыхании нежной полненькой загорелой до черноты груди. Кусая за торчащие черные соски. Потом снова, целуя мою любовницу Джейн Морган, в аленькие приоткрытые чуть-чуть полненькие губы.
— Я — произнес, снова, еле оторвавшись от ее взаимного цепкого поцелуя.
Опрокинул ее на кровать и подмял под себя, забравшись сверху, как она любила всегда.
Джейн тут же, обхватила меня за мужской торс своими полными красивыми загоревшими до черноты ножками, сжав его с боков своими ляжками и голенями, скрестив их маленькими своими ступнями с миленькими пальчиками на моей мускулистой спине, в некий замок.
— Я сказала, молчи! — громко приказала повелительным тоном Джейн мне.
Намечался в этот раз жесткий секс. Словно она, моя Джейн пришла таким образом отомстить мне за свою недавнюю обиду.
Схватив цепко в мертвой хватке цепкими своими утонченными девичьими пальчиками обеих рук меня руками за мою голову. За мои русые растрепанные волосы. Затем, обхватив ее, прижала мое лицо к своей пышной упругой и полной груди. К своим торчащим, возбужденным черным груди соскам. Выгибаясь подо мной, как дикая хищная кошка всем голым своим загорелым телом.
— Я не желаю слышать сегодня никаких слов — произнесла она негромко мне — Просто люби меня, любимый! – произнесла она любовно и страстно, и задышала громко всей своей загорелой до черноты женской полненькой грудью.
Сейчас я повиновался ей во всем и как Джейн сама хотела. А она перевернула меня правый набок и, отбросив мне на живот согнутую в колене левую девичью ногу, прижалась своим волосатым лобком, и влажной в смазке наполненной страстью безумной любви раскрытой половыми губами промежностью к моему вверх уже торчащему возбужденному детородному оголившемуся от верхней плоти затвердевшему как стальной стержень члену.
Она вновь, сползла на постель с меня своим обнаженным красивым пышущим любовным жаром телом, и опрокинулась на спину, позволяя мне вновь забраться сверху на нее.
Джейн раскинула вширь свои полные в ляжках и бедрах, почти черные от загара девичьи ноги. И мой торчащий как стальной стержень возбужденный член, вновь проник в нее. В ее женское раскрытое перед ним в течке влагалище, очерченное по контуру темной полоской как тропический раскрывшийся листьями цветок.
Джейн была не такая как раньше, как всегда. Сейчас, была какая-то, совсем другая. Какая-то бешеная и неуправляемая. Даже в сексе. Что-то, случилось сегодня с ними обоими. И с Дэниелом и с Джейн. Что-то, вообще со всеми нами, похожее на обреченность или отчаяние. Отчаяние от того, что скоро нам предстоит увидеть или пережить. Отчаяние от нашей размолвки. После того, как я вышел из главной каюты «Арабеллы», кляня себя в той несдержанности и срыву, ругая себя за то, что обругал свою в запале нервов мою ненаглядную и любимую Джейн, мы разминулись с ней и разошлись по своим каютам. Я услышал, как она стала успокаивать Дэниела, пока тот не успокоился и не уснул и вот…
Джейн дико и надсадно застонала. Громко, как безумная. Заползала из стороны в сторону, подомной. Под моим голым мужским лежащим на ней телом. Выгибаясь на постели вверх своим голым загорелым животиком. Прижимая его к моему голому животу, задрав вверх волосатый свой лобок. Раскрытой промежностью, сама насаживаясь до предела на мой детородный торчащий член.
Она закатила карие и практически черные как ночь свои латиноамериканки южанки глаза под веки, жарко дыша в мое над ней повисшее мокрое в потной горячей испарине лицо. Так же, как тогда в той рыбацкой в кокосовых листьях хижине. Джейн, как и тогда, схватила меня за растрепанные волосы, своими руками и вдавила лицом в свою полную трепещущую любовью и трепыхающуюся по сторонам торчащими возбужденными затвердевшими сосками женскую полненькую и мокрую от пота грудь, разгоряченную в страстной и безудержной любовной близости.
Что с ней сейчас происходило, я понятия не имел. Но в этот и такой момент лучше ни о чем не думать.
Мои мысли все перепутались. Я думал черти, о чем от дикого неостановимого безудержного сексуального безумия, спутавшего все мое сознание. В голове стоял белесый снова любовный туман и дурман. Сперма давила на мозги. И я думал лишь о том, как бы раньше времени не кончить. Будучи изрядно пьяным и неконтролируемым.
Наша любовь, это какое-то, тихое безумное помешательство. Мы как чокнутые любили, тогда друг друга. Безотчетно и не думая ни о чем, кроме, как только о взаимной близости и любви. Я в бешеном диком и неуправляемом дурмане навалившейся очередной любовной оргии с силой всаживал свой торчащий член, в чрево раскрывшейся для меня, снова этой ночью девичьей промеж Джейн раскинутых в стороны загорелых полненьких ног промежности, закатив свои помутненные в помутненном рассудке пьяные от виски и пива глаза.
Иногда у меня были всплески прояснения и просветленного сознания. И я думал о Дэниеле, что сейчас у себя там в своей каюте спал. Если же нет то, что он делал, пока Джейн была со мной и занималась любовью.
Потом, снова уходил в сексуальное умопомешательство. И стонал на всю каюту как безумный от несравненного удовольствия, которым одаривала меня сейчас в очередной раз любимая моя подруга и любовница Джейн.
На океане стояла темная и тихая ночь. Лишь, было слышно шум волн, в раскрытый оконный иллюминатор верхней палубной надстройки, бьющихся о борт «Арабеллы». Светила желтая в иллюминатор нам луна и горели ярко на черном покрывале ночного неба мигая звезды.
— Что с тобой! Ты пугаешь меня, любимая! — произнес сквозь стон я, на какое-то время опять прейдя в себя и продолжая своим торчащим твердым детородным раздутым от перевозбуждения членом, стирая его в мозоли, бороздить в скользкой смазке стенки женского влагалища. Целуя в засос свою безутешную в неистовой и безудержной любви неукротимую до бешенства Джейн.
— Я же сказала, молчи, и люби меня! — Джейн, произнесла, стеная громко, остервенело и жестоко. И тут же вцепилась зубами в мою грудь, кусая, как бешеная сучка ее в неописуемом своем наслаждении, как словно в последний раз.
Я схватил ее за распущенные черные, растрепанные по белым подушкам на моей кровати густые локонами, свивающиеся колечками и мокрые от пота волосы. Оторвав ее голову от своей до крови искусанной мужской груди, и придавил к подушкам. Затем сам, впился губами в ее оскаленный зубами в неистовом любовном экстазе рот. Целуя алые девичьи полненькие губки.
Я позабыл этой ночью все условности и любую осторожность. Как бешеный, теперь я буквально, терзал своей любовью ее на своей постели, кончая многократно, как и она.
Не было места на теле моей любимой Джейн, которое я бы, не искусал и не исцеловал этой ночью.
Наша общая любовная и брачная в моей каюте постель бешено скрипела и стучала о корабельную стену. Этот стук раздавался по всей правой стороне белоснежного борта, спящей на тихих и спокойных волнах круизной одномачтовой красивой, как моя Джейн яхте. С бортовым названием «Arabella». Стоящей в каменной большой тихой бухте большого ночного острова. На цепях и на двух якорях. Стоны и громкие сладострастные в жарком дыхание звуки летели через открытый в океан иллюминатор моей каюты.
Что творилось с нами сейчас?! Что это было?! Я понятия не имел, как моя латиноамериканка с именем Джейн Морган.
Вскоре мы оба натешившись вдоволь любовью, два неустанных и неистовых любовников, уснули как убитые.
Это была последняя наша ночь, ночь нашей любви.

Конец второй серии

Источник: istoriipro.ru